ПРОЛОГ
В эту майскую ночь бушевала непогода. Лило будто из ведра. Частые молнии яркими вспышками рвали небо на части, освещая ямской тракт, проходящий вдоль густой березовой рощи. Гремел гром. Земля дрожала под копытами двойки гнедых лошадей, мчавшихся по разжиженной от дождя дороге. Крупные капли часто барабанили по крыше кареты, которую то и дело бросало в разные стороны на ухабах и кочках. Кучер — степенный мужик в черном плаще — хоть и промок до нитки, но все равно поводья держал крепко. Как-никак, а важного хозяина-барина вез — сынка самого графа Михаила Павловича Арсеньева, который служил при императорском дворе советником и славился своим тяжелым нравом. А вот отпрыск не в батюшку пошел: кутил с непутевыми дружками; дрался на дуэлях; проматывал деньги в картежных играх и очень любил доступных женщин, а они его — статного, высокого, хорошо сложенного брюнета. Вот и теперь в карете Всеволод Михайлович был не один, а с девицей Глафирой Снежиной — актрисой из личной труппы графа Арсеньева. Ехали молодые люди из столицы Московии в провинцию на бал, в уездный городок под названием Лебедь-Озерец по приглашению молодого князя Воронцова, который приходился Арсеньевым дальним родственником и другом.
— Никак сам черт дернул молодого барина в такую непогоду! — прошептал себе под нос кучер Потап и, трижды выругавшись, чуть ослабил поводья, когда карета подпрыгнула на очередной выбоине. Тут же в стену за спиной громко постучали, мол, не дрова везешь, а важную особу.
— Простите, барин! — прокричал мужчина и провел рукой по мокрой рыжей бороде. Он напряг поводья, чуть притормозил и услышал, как громко шелестят кроны деревьев от порывов ветра. Роща заканчивалась. Впереди начинался темный лес. В этом месте тракт переходил в проселочную дорогу, по которой теперь только Светлейший знает, как проехать и не застрять. Потап вновь чертыхнулся и услышал неподалеку волчий вой, что пробивался сквозь шум дождя и грома. Лошади запаниковали: заржали, вздыбились, а после встали как вкопанные. Мужчина стал хлыстать гнедых по бокам, но животина не слушалась.
— НО! НО, родимые! — с ужасом прокричал кучер, ожидая приближения беды.
Его передернуло от страха, ведь ходили тревожные слухи о том, что в местных лесах завелись настоящие оборотни. Мужчина нащупал ружье, закрепленное на козлах, и еще раз прошелся по коням кнутом. Ничего. Что бы ни делал кучер, все было тщетно до тех пор, пока, не пойми отчего, лошади не рванули вперед, будто невидимая бесовская сила заставила коней мчаться куда глаза глядят. Сначала они гнали прямо, невзирая на вязкую жижу под их копытами, а после куда-то свернули. Потап ничего не видел в этой кромешной тьме, даже свет керосиновых фонарей не помогал. Кучер изо всех сил старался напрячь не только зрение, но и поводья неуправляемой двойки. Он слышал, как барин тарабанил в стенку и бранно ругался, но остановить взбесившуюся скотину не получалось. Лишь через некоторое время животные угомонились, пробежав, наверное, верст десять. Потап с облегчением выдохнул и понял, что дождь закончился, а непогода вместе с дремучим лесом остались позади, там все еще за макушками высоких елей поблескивала молния. Мужчина первым делом глянул на небо, где теперь красовалась огромная, почти оранжевая луна и невольно на миг залюбовался ею. После окинул тревожным взглядом место, куда привезли его лошади и, кажется, понял, что выехал на давно позабытый, заросший высокой травой ямской тракт. Правда, слышал он о нем разные ужасные вещи, мол, кто попадал в это место, тот уже назад не возвращался. Потап прогнал плохие мысли прочь и пред собой увидел большой добротный, но старый дом в два этажа со светящимися окнами. Вокруг него горели уличные керосиновые фонари, вдоль которых проходила вымощенная камнем дорожка, ведущая прямиком к парадному крыльцу.
