Дворик для прогулок был зажат между зданиями и больше походил на кирпичный колодец, глубиной в три этажа. Сверху его закрывала металлическая сетка, через которую даже воробей не смог бы пролезть. На потемневших стенах, будто плесень белел солевой налет от дождей, асфальт под ногами был неровный и покрыт сетью трещин, через которые весной может и пробьется несколько травинок. Небо вверху было бледно-синим, осеннее солнце освещало верхнюю часть восточной стены, и тень от сетки была нечеткой, ломаясь на неровной кладке.
– Шестнадцатый, прогулка закончена, – раздался голос конвоира. Человек в сером поношенном костюме бросил последний взгляд вверх, по диагонали квадратного дворика, позвякивая цепью, отсчитал последние двенадцать шагов до двери, и усмехнулся своим мыслям. За дверью его привычно осмотрели, охлопали по бокам, и повели домой, в камеру. Но в длинном коридоре не повернули к лестнице на второй этаж, где находилась его камера, а повели дальше. Охранник у двери в соседнее здание сделал запись в журнале, придирчиво осмотрел подпись старшего конвоира и только после этого открыл крепкую металлическую дверь. Шестнадцатый только плечами повел, когда понял, что его ведут не в камеру, а в лазарет.
Обычно медицинская проверка проводилась по средам, а сегодня была пятница, но это даже хорошо, решил Шестнадцатый. Хоть какое-то разнообразие. Конвоиры еще дважды расписывались в журналах и когда его ввели в знакомый кабинет, с обычным больничным запахом, он уже настроился на то, что сможет переброситься несколькими словами с дежурным врачом. Разговаривать с заключенными не разрешалось, но врач должен задавать обычные вопросы, касающиеся состояния заключенного, поэтому можно было отвечать на эти вопросы коротко, а можно было и поболтать, не ограничиваясь прямыми ответами, спросить совета по поводу насморка или бурчания в животе. Врач ведь обязан следить за их здоровьем, поэтому Шестнадцатый всегда старался растянуть посещение лазарета. Там можно было увидеть что-то новое, пусть даже это было мелкой деталью, например новые пузырьки с лекарствами в шкафу. Врачи на его болтовню внимания не обращали, разговоров на посторонние темы не поддерживали, ведь старший конвоир присутствовал при осмотре и мог потом доложить о нарушении режима начальству.
– А вот и номер шестнадцатый, – как обычно сказал молодой, но уже лысеющий врач в халате и шапочке, Шестнадцатый про себя называл его Занудой. Заключенным не полагалось знать имена охранников и врачей, поэтому каждый придумывал для них какие-то клички, но обращаться к ним можно было только обезличенно: конвоир, охранник или доктор.