Море вокруг Луменора было не просто синим, оно переливалось, как расплавленный сапфир, подернутый утренней дымкой. Город, высеченный из белого камня, казался сотканным из света: башни изящно взмывали вверх, словно застывшие языки пламени, а мостовые, отполированные веками, мягко светились под ногами, будто впитавшие в себя лунный свет.
Великий Храм Святого Света, увенчанный куполом из прозрачного кварца, был сердцем этого сияния. Внутри него горело Белое Пламя – не жаркое, не обжигающее, а чистое, как первый луч солнца, пробивающийся сквозь туман. И перед ним стоял Лайронд Верховный.
Он был таким, каким должен быть святой: седые волосы, ниспадающие мягкими волнами, словно овеваемые незримым ветром; лицо, изборожденное морщинами мудрости, но не старости; глаза, теплые и глубокие, как бездонное озеро в свете заката. Когда он поднял руки, его белоснежные одежды, расшитые серебряными нитями в узоры древних благословений, заструились, будто живые.
– Дети Света, – голос его лился чистой водой родника. – Сегодня вы идёте не просто в бой. Вы идёте, чтобы вернуть миру гармонию, которую воры и убийцы попытались украсть.
Он улыбнулся, и в этой улыбке было столько уверенности, столько веры, что даже самые старые воины выпрямились, ощутив в груди жар.
– Орки думают, что тьма даёт им силу. Но они забыли… – он сделал паузу, и тысячи эльфов замерли. – …что даже самая черная ночь отступает перед одним-единственным зажжённым светочем. А вас – тысячи! Вы – меч в руках Святого Света, его воля во тьме. Идите, и пусть ни одна из этих тварей не уйдёт живой!
Толпа взорвалась ликующим криком. Мечи взметнулись вверх, сверкая звёздами. "За Свет!" – и этот клич подхватили даже те, кто оставался в городе.
Среди воинов стоял Кэлдан. Он не кричал. Он смотрел туда, где на мраморных ступенях храма, озарённая утренним сиянием, ждала его Айлира. Она была воплощение самой эльфийской красоты.
Её волосы, цвета спелой пшеницы, перехваченные тонкой серебряной лентой, струились по плечам, словно живое золото. Глаза – большие, ярко-зелёные, подобно листьям в самый разгар лета, смотрели с такой глубиной, что казалось, в них можно утонуть. Лицо её было живой музыкой. Мягкие черты, высокие скулы, чуть приподнятые уголки губ, будто готовая вот-вот расцвести улыбка. Её одежда – лёгкий голубой хитон, подпоясанный серебряным шнуром, облегал стройный стан, словно вторя изгибам её тела.
Она не плакала. Эльфийки не плачут на прощание – это дурная примета. Но её пальцы, тонкие и изящные, сжимали маленький кристалл – подарок Кэлдана, в котором, если приглядеться, мерцали крошечные звёзды.
