К северу от нас в зенит уходил луч света. Он начинался за пятью вершинами. Луч пробивал столб голубого тумана с такими резкими границами, как дождь, идущий из тучи с четкими краями. Похоже на луч прожектора в ажурной дымке. Теней он не отбрасывал.
На его фоне четко видны были черные вершины, и я понял, что вся гора по форме напоминает руку. Она силуэтом отразилась на светлом фоне, с вытянутыми пальцами; казалось, рука протянулась вперед. Точно такое впечатление, как будто она что-то отталкивает. Сверкающий луч мгновение стоял неподвижно, потом разбился на мириады маленьких блестящих шаров, которые двигались во всех направлениях, постепенно опускаясь. Казалось, они что-то ищут.
Лес затих. Все лесные звуки затаили дыхание. Я чувствовал, как жмутся к ногам собаки. Они тоже молчали, но каждая мышца их тел была напряжена, шерсть стояла дыбом, а глаза, устремленные на опускающиеся огни, остекленели от ужаса.
Я взглянул на Андерсона. Он смотрел на север, где снова поднялся луч.
– Это не может быть северным сиянием, – сказал я, не шевеля губами. Рот у меня пересох, как будто Лао Цзай насыпал мне в горло свой порошок страха.
– Во всяком случае я такого не видел, – ответил он таким же тоном. – К тому же кто слышал о северном сиянии в такое время года?
Он высказал мою собственную мысль.
– Мне почему-то кажется, что там идет охота, – сказал он, – какая-то нечестивая охота… и хорошо, что мы далеко от нее.
– Каждый раз, как поднимается свет, гора будто движется, – сказал я.
– Что она удерживает, Старр? Она заставляет меня думать о замороженной облачной руке, которую Шан Надур установил перед Воротами Призраков, чтобы удержать их в логове, высеченном для них Эблисом.
Он поднял руку, прислушиваясь.
С севера и высоко над головой донесся шепот. Не шорох северного сияния. Этот шепот напоминал призрачный ветер, дувший во время сотворения в листве древних деревьев, укрывавших Лилит. В этом шепоте слышалось требование. Он был нетерпелив. Призывал кого-то туда, где начинался столб света. Привлекал к себе. В нем была неумолимая настойчивость. Он касался сердца тысячью холодных пальцев, наполнял страстным желанием бежать вперед и смешаться со светом. Наверно, так чувствовал себя Одиссей, привязанный к мачте, когда стремился повиноваться хрустально сладкому пению сирен.
Шепот становился громче.
– Что с собаками? – воскликнул Андерсон. – Ты только посмотри на них!
Лайки с воем устремились к столбу света. Мы видели, как они исчезают за деревьями. До нас донесся их вой. Потом он стих, и не осталось ничего, кроме настойчивого шепота наверху.
