5 декабря 2*** года.
– Товарищи пассажиры! Через двадцать минут наш самолет произведет посадку в аэропорту города Обска. Температура воздуха – минус 28 градусов. Местное время – пять часов сорок минут. Просьба: спинки кресел привести в вертикальное положение и пристегнуть привязные ремни…
В салоне зажегся яркий свет. Сидящий в первом ряду крупный мужчина, на вид лет сорока от роду, непроизвольно зажмурился и потянулся. Стюардесса, проверявшая, как пассажиры выполнили ее инструкции, боком протиснулась в проходе, наполовину перегороженном его мощными плечами, и не сделала ему в отличие от других никаких замечаний. Ведь на их борту уже давно не было иностранцев. А тут сразу такой фрукт!
Костюм из тончайшей шерсти, золотой Rolex, дорогие сапоги из крокодильей кожи, Financial Times с биржевыми сводками и свежий загар посреди зимы выделяли его среди пассажиров.
Между тем загадочный пассажир окончательно пришел в себя. Ему снова не удалось заснуть. Мысли и впечатления роились, переплетались, создавая причудливые комбинации и образы, и никак не давали уставшему сознанию хоть немного покоя.
Уши заложило. Иностранец стал усиленно зевать и глотать слюну, чтобы не ходить потом весь день наполовину глухим. Но самолет вдруг подпрыгнул и покатился, ревя двигателями, по посадочной полосе. За последние двое суток этот уставший человек четырежды взлетал в небо и столько же опускался на грешную землю, пересекал экватор, экономил часы, летя на запад, и терял их вдвойне, возвращаясь на восток. Самолеты, которыми он летел, пилотировали австралийские, сингапурские, немецкие и, наконец, российские экипажи.
Хорошие лайнеры обслуживают цивилизованный мир: комфортабельные, бесшумные, экологически чистые. Но в мастерстве пилотирования с русскими летчиками мало кто может сравниться. Даже доисторические разболтанные «ТУ» они умудряются сажать мягко и плавно.
На трап он вышел последним и, закашлявшись, отпрянул обратно в теплое, ставшее почти родным за четыре часа полета чрево самолета. Настолько холодным и резким был воздух, ударивший и в нос, и в горло одновременно. Но, сделав пару глубоких вдохов, он стал судорожно глотать морозную взвесь с искрящимися в свете прожекторов мельчайшими снежинками. И сам себе не мог уже представить, как он прожил почти четыре года, сейчас казавшихся вечностью, без этого напоенного кислородом и запахом кедра студеного воздуха.
