– Если бы тебе тогда удалось соблазнить наследного принца Корнейта, мы бы сейчас не оказались в такой ситуации.
Я закрываю глаза, пытаясь унять пробегающую по спине дрожь. Слова брата подобны хлестким пощечинам. Они слетают с его губ так небрежно, будто он рассуждает о погоде или фасоне его туники. Однако горькие невысказанные эмоции, стоящие за этими словами, заставляют вздрагивать и жалеть, что у меня нет возможности каким-то образом зарыться в подушки моего сиденья и просто исчезнуть.
Я делаю глубокий вдох, прежде чем открыть глаза и посмотреть на сидящего напротив Теодра. Он выглядит крайне эффектно в отороченном мехом дорожном плаще и шляпе с пером, занимающей слишком много места в нашем маленьком экипаже. На его коленях покоится декоративный меч, рукоять которого украшена драгоценными камнями – под стать поясу. Шесть массивных колец, достаточно больших, чтобы налезть на его облаченные в бархатные перчатки пальцы, сверкают при каждом движении его рук. Сейчас он полирует одно из них, дуя на ограненный камень и вытирая его о рукав.
– Знаешь, война – это такой ужас, – говорит он так, будто подобная мысль никогда бы сама не пришла мне в голову. – Обычный мужчина больше не может следить за своим хозяйством, потому что он должен бросить все и идти воевать. Урожай портится, и тогда женщинам приходится выполнять всю грязную работу. И в каких же уродин они превращаются! Скелеты с ввалившимися глазами и костлявыми бедрами. От одного их вида просто выворачивает желудок. Вон они еле идут со своими плугами и косами, а за ними тащится орава их маленьких отродий в лохмотьях. Совсем никакого уважения к королю и стране.
Он поднимает на меня взгляд, его темные глаза сверкают в полумраке кареты.
– Союз с Корнейтом мог все исправить. Их кавалерия заставила бы наших врагов пуститься наутек! Но вместо этого чертовы фейри ползают по всей сельской местности, устраивают набеги, сжигают посевы, крадут скот, и все это забавы ради. Поэтому люди с плачем приходят к воротам отца, голосят, причитая и демонстрируя своих голодающих детей, как будто он может что-то сделать, кроме как отправить еще больше народа на поле боя.
И это твоя вина.
Он этого не говорит. Ему и не надо. Я и без того чувствую обвинение, сквозящее в каждом его слове, жесте, взгляде. Я чувствую его так отчетливо, что почти начинаю в это верить.
