В золото листьев одевался сентябрь. В осенних туманах сгорали последние тёплые дни. Было ещё по-летнему, но природа уже клонилась к осени. Небо чаще дышало ненастьем, и всё чаще с мрачных облаков уныло накрапывал дождь. Над зарослями потемневшей рощи, уже собирались в стаи перелётные птицы. По пустой набережной гулял зябкий ветер. Белыми лентами пенились волны, разбиваясь о серый гранит подножия.
Мятежный шум морских волн, был сладкой музыкой вольной жизни Эра. «Эмоция в музыке всегда связана с определенной идеей, и сама идея несёт в себе созвучное настроение. Минорные тональности вскрывают душевную грусть, глубокую печаль, быстрые пульсирующие ритмы действуют возбуждающе, «мягкие» ритмы и консонансы успокаивают».
«Кто может проникнуть в тайну сочинения музыки? – говорил Дебюсси. – Шум моря, изгиб линии горизонта, ветер в листве, крик птицы откладывают в нас разнообразные впечатления. И вдруг, ни в малейшей степени не спрашивая нашего согласия, одно из этих воспоминаний изливается музыкальной законченностью – языком музыки».
«»
В тот день за стеклом слезилась осень. Эр, оставив машину, шёл по улице, разбрасывая ногами бурую листву. Под чугунными фонарями темнели красные капли, то ли крови, то ли раздавленных ягод рябины. Ветер, по-разбойничьи, свистел и срывал листья с деревьев. Эр чувствовал себя запредельно усталым. Лето прошло, и с ним угасло что-то важное, оживляющее, опустошив и разум, и желания. Осенние дни не радовали. Навязчивые мысли, словно нож, вскрывали банку памяти. И от воспоминаний было тяжко и невыносимо. Эр не знал, чего ещё ждать от жизни, и не видел выхода из тягучего депрессняка. Над ним вороном кружилась облачная хмарь. Жернова облаков клубились, перемалывали небесную сырость и рассыпали её по земле мелкими каплями дождя. На его глазах в поминальной лихорадке осени умирала жизнь. В грядущем холоде зимы он, и вовсе, не видел перспектив – во льдах одиночества нет места жизни: «что воля, что неволя – всё равно».
«»
Верующие в судьбу проще относятся к своим мечтам. «Все сбудется, стоит только расхотеть…». И, иногда, действительно, это работает. Эр был из тех, кто не загадывал надолго, жил независимо и энергично, «весь в друзьях и делах», и считал, что в жизни все решится, и само собой сложится, как нужно.
Но с лета он не нашёл свою колею. Он потерял кураж, и сейчас на душе было скверно. Из рук вон плохо. Сердце изнуряла острая тоска по несбывшемуся. Что-то тёмное и бездомное, вползало в душу и язвило опасностью его разум. Под медленный ритм шагов, он напряжённо думал об освобождении. Он жаждал освобождения от проклятия гнетущей памяти и холодной пустоты: пусть огнём небесной кары, громом, или дьявольским жаром инферно, но, по-любому, – свободы. Эр взывал и к небу, и к адским силам.
