В Тридвадцатом Царстве, в Стопятьсотом государстве жил-был Афанасий, горшечных дел мастер. И настолько искусно он обладал этим ремеслом, что из самого царского дворца для дочки Царя заказывали у него горшки, вазы да шкатулки. Славный малый был Афанасий-горшечник: добрый, отзывчивый, весёлый. А годочков ему от роду было ни много, ни мало, а скоро 33. Хорошо жил Афанасий-горшечник, но одиноко. Матушки с Батюшкой давно уж не стало, а своя семья ещё не завелась.
Изба у Афанасия была знатная, крепкая, сам лично сруб рубил. Печь в избе была – на зависть всем боярам, а жара хватало – даже горшки обжигать. Всё было у Афанасия ладно да складно. Всё, кроме одного. Сам не свой он ходил. Мысль его терзала и тревожила, покой отбирала и жизни не давала: как будто не своей он жизнью живёт, не так он должен жить, не горшки обжигать, не в те гости он забрёл и остался, не у себя дома он. Да и чаще стал вспоминаться Матушкин наказ перед уходом: «Не твоя на тебе рубашка, найди свою и в радости носи». И всё чаще ему вспоминались обрывки: то ли сон, то ли явь, то ли сказка. Мол, якобы, народился Афанасий в рубашке, а бабка-повитуха сняла её, сложила аккуратно в мешочек холщевый и за печку убрала со словами: «Силы Небесные, Силы Воскресные, возьмите на сохранение и верните по потребности и по прошению». И дикую потребность ощущал Афанасий в этой вещице, сакральная она была для него и мир без неё становился не мил, и глаз ничто не радовало, и вкус ничто не удовлетворяло. И, как водится в волшебное предновогоднее время, загадал он в преддверии Нового года желание заветное: сыскать ту рубашку и обрести покой душевный.
А в это время, где-то на просторах Вселенной, далеко в Космосе, где живут эфирные создания и видятся миру людскому звёздами, состоялся Совет Старейшин Рода. На сем совете порешали, что Афанасий достаточно крепок и силён, его голова светла и умна, его мысли резвы, словно табун лошадей, его сердце преисполнено добра и любви к миру и пора уже ему отправляться в путь-дорогу за своей Судьбой. А в помощь ему приставят Хранителя-Разрешителя. Пусть он от бед Афанасия сохраняет и вопросы его разрешает. А чтобы помощь эта смогла быть видная, предстанет он в обличии кота дворового.
И вот однажды, встав, как обычно спозаранку, когда в избе ещё было темно, Афанасий зажёг лучину и подошел к печи. Пока доставал горшок – услышал в нём шорох, совсем не характерный для горшков. Заглянул он туда, а из него – нырк – и что-то выпрыгнуло, зверёк какой-то, весь в саже печной: то ли суслик, то ли хорёк, то ли ондатра, а то ли и вовсе крыса пробралась.
