Истории на изломе осени ждут тебя.Этот сборник – приглашение войти в осенний туман и прикоснуться к тайне. Здесь под одним покровом собраны истории: леденящие и нежные, тревожные и чарующие. Тебя ждут забытые деревни, где ветер помнит имена ушедших, ночные города, где фонари горят, словно памятные свечи, и неведомые миры, в которых сама Осень дарит человеку выбор между страхом и чудом. Ты узнаешь, какими бывают древние обряды Самайна, услышишь, как шепчет Хэллоуин, и поймёшь, как вести себя в Дзяды. Пройди этот путь – через сумерки, через шорохи – и ощути дыхание близкой зимы в каждом рассказе.
Ника Веймар «Осенний Предел»
Я родилась на изломе осени, в самую последнюю ночь октября. Старая повитуха Агафья рассказывала, что на дворе бушевала непогода, настойчиво стучала по крыше частым дождём, швыряла в окна охапки листьев. Ветер то выл раненым зверем, то всхлипывал, точно обиженное дитя, заглушая и стоны роженицы, и мой первый крик. В наших краях говорили, что рождённые в Самайн отмечены вниманием трёх Лордов Осени – золотого Сентября, хмурого Октября и туманного Ноября. Моя мать поначалу не верила в эти сказки: ведь каждый год где-то рождаются такие девочки, верно? Вот только не каждая из них седьмая дочь. И на моём плече наутро проступило родимое пятнышко в форме кленового листа. Метка осени.
А ещё ко мне с раннего детства тянулись кошки. Ласковые деревенские мурлыки, отменные мышеловы, и дикие лесные вольные охотники. Последние не приближались, но я часто замечала то мелькнувший в кустах серый хвост, то сверкнувшие болотными огоньками глаза в наступивших сумерках. И не раз они выводили меня к деревне, если я, увлечённая сбором ягод, слишком далеко отходила от взрослых.
– Ведьма растёт, – веско заявила как-то Агафья. – Кошачья мать, лесная дочь.
– Скажешь тоже! – отмахнулась мать. – Обычная девка!
– Обычных осень не метит, – гнула свою линию старуха. – Твоя Заринка дитя грани. Да и кошки чуют колдовок. Попомни моё слово: заберут её Лорды, как придёт срок.
– А и пусть забирают! – рассердилась мать. – Одним ртом меньше станет! – И, заметив, что я, поглаживая разомлевшую на солнце кошку Пеструшку, прислушиваюсь к разговору, цыкнула: – Ну-ка брысь отсюда вместе со своими котами! Травы лучше козам нарви! Тоже мне, избранная осенью!
«Дитя грани», «отмеченная Осенью». Всё детство я слышала эти слова. Одни говорили это с затаённым страхом, другие – с надеждой. Осень в наших краях была короткой и дождливой, а зима – долгой и суровой. Урожаи скудели с каждым годом, и во многих домах, несмотря на горящие очаги, поселился холод отчаяния. Моя семья не голодала. Пока. Но и про изобилие говорить не приходилось. Отец и старшие братья уходили рано и возвращались поздно вечером. Я, последняя, нежданная дочь, росла, как трава при дороге. Выполняла мелкие поручения, помогала матери и сестре. Меня почти не замечали, как не замечают свечу в длинной веренице: горит и ладно. И всё чаще я сбегала на чердак – к котам. Они стали единственными, кто не жалел для меня тепла. Я развешивала на нитях собранные грибы, чтобы зимой добавлять их в супы и каши, сушила ягоды и душистые травы, а когда вечера становились холодными, зажигала свечу в толстом стекле и грелась у печной трубы, слушая тихое мурлыканье у ног и шум ветра. Осенние ночи густо пахли опавшими яблоками и горьким дымом, и иногда мне казалось, что из темноты, клубящейся за маленьким оконцем на другом конце чердака, кто-то наблюдает. Мир словно замирал на вдохе, а по коже прокатывался холодок. Кошки тоже настораживались. Поднимали головы и всматривались в темноту, точно вели неслышную беседу с тем, что обитало там, за чертой света, за границами дома. Но одна из осеней стала особенной и изменила всё в моей жизни.
