1
Его установили далеко за городом; в городе просто не нашлось места, даже самая большая площадь оказалась тесна. Но там, пожалуй, он выглядел бы еще необычнее.
В нем не было ничего от Земли, хотя кругом росли цветы и двигались люди. Он стоял, чуть отклонясь от вертикали; строго вертикальное всегда кажется статичным, а он и здесь был весь – стремление.
Упираясь в площадку причудливым плетением амортизаторов, касаясь земли краем главного рефлектора, он уходил вершиной далеко в небо. Там в антеннах защиты и связи иногда запутывались облака. Они стекали каплями по холодной броне, и чудилось, что в часы маленького земного ненастья «Джордано» сильнее тоскует по простору и по тем, настоящим, бурям, с которыми стоило бороться.
Он грустил, созданный для преодоления гравитации, но в конце концов прикованный ею к планете. Старый, с изъеденной излучениями обшивкой, с демонтированными реакторами, бездействующими системами, с обезлюдевшими рубками, постами, лабораториями и каютами корабль был опущен на Землю и поставлен памятником самому себе – памятником «Джордано».
Но привычка – великая сила, привыкают и к памятникам, их перестают замечать. То, что было героизмом, становится обычной профессией, и памятник подвига воспринимается подчас как памятник старины. Для того чтобы до конца расшифровать иероглиф из гранита или металла, недостаточно знать его современное значение, надо знать, как памятник выглядел в те времена, когда был заслужен.
Узкие тропинки первопроходцев расширяются и превращаются в дороги с твердым покрытием. Уменьшается риск, увеличивается практическая направленность. Школы мужества заменяются профессиональными школами. Но пока памятники кораблям стоят, можно быть уверенным в том, что другие корабли летают. Они уходят ночами, полными звезд и вдохновения. Вот увел свою машину капитан Лобов. И связисты ловят его отрывистые сигналы.
2
На глубине тридцати тысяч метров привычное гудение моторов неожиданно изменилось. Оно стало настойчивей, и в нем появилась какая-то резкая нота. Как будто один из хористов пустил петуха.
Нет, колонки с резцами вращались по-прежнему. Их сигналы, пришедшие в ответ на молчаливый вопрос автомата, уверяли в полном благополучии. Автомат переключился на движущие устройства. И там не было никаких неисправностей. А моторы выли все надсаднее. Повышалась температура. Запахло перегоревшей смазкой.
Автомат запросил информацию у транспортера-улитки. Транспортер действовал. Но датчики свидетельствовали о том, что он работал вхолостую. Логическое устройство автомата мгновенно отыскало причину: резцы, работая, не брали породу. Они могли разрушить любой, даже самый твердый минерал. Но здесь пришлось воевать с вязкостью. Резцы проворачивались впустую, как ложка в стакане чая.