Глава 1: Пыль и пепел
Пепел падал беспрестанно, серый, удушающий снег, который покрывал все мелким, песчаным порошком, цепляясь за пропитанную потом форму Ларса, его ресницы, даже внутреннюю часть его ноздрей. Он был едким, горьким на вкус, физическое проявление отчаяния. Он закашлялся, резкий, хриплый звук, который разрывал его воспаленное горло, и выплюнул толстый комок черной мокроты на задыхающуюся землю. Металлический привкус крови смешивался с песком, постоянно напоминая о хрупкости жизни на этой заброшенной скале. Он тер свои очки дрожащей рукой, треснувшие линзы предлагали искаженный вид мира, окутанного вечными сумерками. Скелетные останки разбитых жилых блоков царапали задымленное небо, искривленные и сломанные, как кости давно умершего бога. Горизонт, размытое пятно серого и черного, не предлагал ни утешения, ни спасения.
Воздух, густой и тяжелый, висел, как саван, обжигая едким смрадом прометия. Резкий химический привкус цеплялся за заднюю часть горла Ларса, постоянный раздражитель, физическое проявление всепроникающего страха. Остатки недавней атаки орков были гротескным гобеленом разрушения, сотканным по опустошенному ландшафту. Разбитые машины, их корпуса были разорваны, как выпотрошенные звери, вытекали маслянистые жидкости, которые застывали в радужных лужах на покрытой пеплом земле. Искореженный металл, когда-то блестящий и целеустремленный, теперь лежал разбросанным и сломанным, как выброшенные игрушки злобного ребенка. Обугленные, дымящиеся кратеры, все еще излучающие неестественный жар, испещряли землю, словно гнойные раны, их края были усеяны почерневшими скелетообразными останками тел орков. Тишина, нарушаемая лишь изредка треском горящих обломков, нервировала, резко контрастируя с какофонией битвы, которая бушевала всего несколько мгновений назад. Это была тишина смерти, тихое последствие насилия.
Рядом с ним Аня работала с отработанной, почти механической эффективностью ветерана, перезаряжая свой лазган. Металлические щелчки и щелчок оружия, резкие и точные, были резким контрапунктом мертвенной тишины поля боя. Ее движения были точными, экономичными, каждое движение оттачивалось бесчисленными часами жестоких тренировок и мрачной реальностью войны. Пряди сальных черных волос, спутанные от пота и грязи, выбивались из-под ее шлема, прилипая к ее лбу, как нити полуночного шелка. Ее лицо, покрытое сажей и грязью, было маской мрачной решимости, челюсти были крепко сжаты, губы сжаты в тонкую линию. Ее глаза, закаленные не по годам, с пугающей интенсивностью изучали пустынный горизонт, выискивая любое движение, любой признак возвращения врага. Она была хищником, выжившим, выкованным в горниле бесконечной войны.
