Глава первая,
в которой, как всегда, не работает лифт
Твои дети – не твои дети. Они сыновья и дочери тоски Жизни по самой себе.
Халиль Джебран
Кто сказал, что реальность выше вымысла? Кто утверждает, что то, что в самом деле произошло, важнее того, что могло бы произойти, того, что мы хотели бы, чтобы произошло, того, что мы придумали, будто оно произошло?
Клиль Зисапель
Капельки пота и слез
Все совпадения в романе – случайны.
Автор
– Опять лифт не работает! – громко сказал Глеб, надеясь на то, что акустика подъезда донесет его слова до самой крыши десятиэтажки и они по пути будут ударяться в каждую закрытую дверь, и где-нибудь, в конце концов, найдут отклик, сочувствие. Сочувствие было необходимо, словно костыли несчастному с загипсованной ногой или крылья Икару, мечтающему о полете к солнцу. У Глеба мечты были скромнее – добраться до своего этажа. Дипломат, набитый бумагами, и полиэтиленовый пакет, наполненный продуктами, весят совсем немного, если пройтись от магазина до подъезда. Но Глеб открыл удивительный закон физики: чем выше поднимаешься по лестнице, тем тяжелее становится груз. Каждый этаж дает дополнительный коэффициент утяжеления. Вес растет с геометрической прогрессией – соответственно растет нагрузка на тело. На седьмом этаже она достигает уровня нагрузки на тело космонавта, который вместе с космическим кораблем пытается оторваться от Земли. «Дрыбыдырбычаа!!!» – прорычал Глеб, чтобы не сорваться на банальный мат, который бы точно не вызвал сочувствия у тех, кто, возможно, прислушивается к звукам из подъезда. Но вряд ли такие найдутся: звуки телевизора милее и спокойнее для мирных обывателей. Хотя пара-тройка старушек с образцово-коммунистическим прошлым на удивление слышат всегда и все, потому что в курсе того, кто с кем живет, кто съехал, а кто въехал, кто купил, а кто пропил…
Глеб в отчаянии осмотрел первую ступеньку лестницы: неужели придется покорять Эверест?
– Опять лифт не работает, – уже без энтузиазма пробормотал он и сделал первый шаг на ступеньку. Подошва уткнулась во что-то твердое. Глеб понял, что в плохо освещенном подъезде он не разглядел на ступеньке какой-то предмет. Он убрал ногу и щелкнул зажигалкой: огонек осветил нечто продолговатое, напоминавшее футляр или шкатулку стального цвета.
– Чей туфля? Чей чемоданчик? – не очень уверенно пошутил Глеб. Он огляделся – никто за ним не наблюдал. Порядочность мешала нагнуться и подобрать, но любопытство заставляло это совершить. «Ну что такого, – подумал Глеб, – я только посмотрю, что это такое. Там, может быть, внутри есть визитка хозяина. Потом позвоню и передам». Он осторожно поднял предмет, внутренне ожидая, что завоет сирена по типу пожарной или в рупор громогласно прокричат: «Ага, попался, голубчик! Руки вверх!» Но ничего не произошло. Глеб вздохнул и положил шкатулку в продуктовый пакет – дома он ее изучит. Еще в голове мелькнула мысль, что в шкатулке, например, может быть крупная сумма денег, скажем, десять тысяч долларов. Ну, это – разыгравшаяся фантазия. Такими мечтами тешат себя неудачники или жадины. Глеб не считал себя ни тем, ни другим. Не торопясь, экономя силы, он стал подниматься, по пути изучая однообразные граффити подрастающего поколения. Пенисы и схематичные изображения вагины преобладали. Комментарии тоже утомляли своим однообразием. Между первым и вторым этажом он насчитал семь слов из трех букв, четыре – из пяти. Встречались, конечно, и неординарные слова, выражения и картинки, но на произведения искусства не тянули. Кто-то воспроизвел «Рисующие руки» Маурица Эшера: кисти рук, выходящие из еще лишь набросанных манжет; каждая из кистей рук рисует манжет у соседней руки. Возникает «странная петля», в которой уровни рисующего и рисуемого взаимно замыкаются друг на друге. И все это было перечеркнуто похабным словом… Дальше Глеб не стал читать и смотреть, но не потому, что был против мата. Он был против вандализма, который устраивали недоразвитые подростки каждый раз, когда в подъезде белили стены. Какое-то дикое несогласие с порядком, красотой и чистотой. Неосознанный протест варвара против цивилизованного Рима, прекрасных зданий и скульптур олимпийских богов… Хотя побеленный подъезд никак не ассоциировался с древнеримской тематикой. Хорошо выполненные граффити устроили бы Глеба. Он бы был солидарен с талантливым художником-хулиганом. К сожалению, таковых в их подъезде и ближайших окрестностях не оказалось. Зато хватало наркоманов. О том, что они оккупировали подъезд, говорили маленькие цилиндрики шприцов. Глеб увидел парочку пластмассовых приспособлений для инъекций, когда вышел на площадку второго этажа.
