Пролог
Где-то в Междумирье
–Не отдам… не отдам, – спекшимися губами шептал он, силясь разорвать огненную цепь, больно впивавшуюся в истерзанное тело. Обвивая обожженные запястья в несколько витков, она прожигала до костей, оставляя в спертом воздухе вонь паленого мяса. Дыхание с кровью вырывалось из пересохшего горла, заставляя его мучительно кашлять и содрогаться в жестоких судорогах.
Ему показалось, что упрямая цепь начала поддаваться, когда за стеной его темницы раздались гулкие шаги, и прямо перед ним остановилась темная фигура в черном, как беззвездная ночь, плаще, с глубоким капюшоном, низко надвинутым на горящие алыми углями глаза.
– Ну что, братец, не передумал?
Он с рычанием рванулся в крепких цепях, едва не задев ненавистного врага, но тот, не отпрянув ни на шаг, гулко расхохотался:
– Значит, не передумал! Ну и ладно, – голос неизвестного звучал обманчиво благодушно. – Я все равно заберу его себе. Так даже интереснее. Хотел оставить твои игрушки в живых – кому не нужны рабы… Ах да, разве что тебе… Но теперь мне интереснее передавить их одного за другим, как жалких насекомых… Не переживай, я оставлю тебя в живых, чтобы ты наслаждался этим зрелищем, – насмешливо бросил он.
Обессиленный узник молчал, прожигая пришедшего поиздеваться над ним врага взглядом, полным яростной ненависти.
– Молчишь?.. Молчи. Тебе нечего сказать. А самое приятное, что ты бессилен мне помешать! Вот так-то, братец! – он презрительно сплюнул под ноги прикованного и, насвистывая, вышел из сырой темницы.
Дождавшись, когда шаги стихнут, узник едва слышно прошептал:
– Ошибаешься…
Запрокинув златовласую голову, он прибегнул к последнему средству. Рождаясь где-то глубоко внутри, звенящая струна силы закручивалась в тугую спираль, заставляя измученное тело выгибаться в диком напряжении. Обнаженная грудь с истончившейся кожей мягко засветилась изнутри, и этот свет с каждым мгновением становился все ярче и ярче, выжигая ребра и выворачивая наизнанку легкие. Наконец, когда узник нечеловеческим усилием сдерживал рвущийся от боли крик, его тело словно взорвалось, выпустив поток разбушевавшейся Стихии, бешеным вихрем метнувшийся прочь…
Ослепнув от яростной боли, вгрызавшейся в каждую клеточку его тела, он прошептал окровавленным ртом:
– Придет время, и она остановит тебя.
Торжествующе улыбнувшись в последний раз, молодой бог испустил последний мучительный вдох…