...
За окном просвистел порыв ветра, противно задувая в невидимую щель у окошка. Зима уж вступает на порог, хорошо бы как следует законопатить окна да прорехи в стенах. Я поежилась, покосилась на исходящие паром ведра, в которых грелась вода для мытья, и отложила готовое шитье. Уже поздно: в эту пору Энги обычно уходил в трактир, но сегодня, похоже, он действительно намеревался остаться дома. Собрал свои стрелы в колчан, поднялся с лежанки и потянулся всем телом, звучно захрустев суставами. Когда он стоял в горнице во весь рост, то, казалось, заполнял собою все свободное место.
Я заметила, как он болезненно скривился, дернув шеей, и провел пальцами по свежему рубцу.
— Снова болит? Дай-ка посмотрю, — подхватилась я.
Ожидала привычного сопротивления и недовольного бурчания, однако Энги меня удивил, позволив усадить себя на лежанку и поднести лучину ближе.
След от плети уже начинал подсыхать, и разорванная беспощадным ударом кожа не выглядела больше кровоточащей раной. Я тоскливо подумала о том, что ждет мою собственную спину после публичного наказания. Осторожно провела пальцами по отчетливому следу, опасаясь нехорошей красноты — но кожа вокруг раны не выглядела чрезмерно припухшей. Энги шумно выдохнул и закрыл глаза, отклоняя голову вбок.
— Что? — я отняла пальцы. — Больно?
— Нет, — тихо сказал он, не открывая глаз. — У тебя руки ласковые.
Я смутилась и отступила от него, пряча ладонь за спину. Отчего-то вспыхнули щеки, но я спаслась тем, что повернулась к Энги спиной и занялась приготовлением новой порции мази.
— Илва…
— Что? — спросила я, не оборачиваясь и стараясь унять внезапную дрожь в голосе.
И с чего это вдруг я так взволновалась?
Энги молчал, а я старательно делала вид, что поглощена работой, чтобы не поворачиваться к нему.
— Нет, ничего.
Пылали теперь не только щеки, но и уши. Казалось, внутри меня самой загорелся жаркий огонь, разливаясь по всему телу. Как нехорошо, что Энги остался дома… Это первый вечер, когда нам придется ложиться спать вместе. Обычно он возвращался из трактира поздней ночью, когда я уже досматривала третий сон, а вставал лишь к высокому солнцу, когда я успевала половину дел переделать. И только теперь я поняла, как неудобно женщине жить с мужчиной — ни тебе помыться толком, ни переодеться к ночи…
Я заставила себя смазать ссадину Энги, почти не прикасаясь пальцами к его коже. Он послушно подставлял шею, но теперь не закрывал глаз, а украдкой рассматривал меня из-под веера густых темных ресниц.
— Илва… ты никогда не задумывалась, откуда здесь взялась?
