Глава 8.
Волк лежал под кустом акации, припав к земле и почти слившись с нею в наступающих сумерках. Он искал. Втягивал чувствительным носом воздух, стараясь найти ту, от которой пахло бы не только страхом. Или хотя бы страхом, который ещё не перешел в панический ужас. Но пока безрезультатно. Девушки стояли слишком близко друг к другу и запах их эмоций перемешивался с ароматом чистых юных тел, рождая в волке давно забытые желания: догнать, сбить на теплую землю, ощутив под собой мягкое податливое тело, вонзить в него зубы, заявляя свои права и услышать стон или крик боли, а потом почувствовать сопротивление горячего лона, не желающего принимать в себя мужчину, но все равно принимающего.
Картина раскинувшейся под ним девушки была такой яркой, что волк чуть сдвинулся и прикрыл глаза, заставляя себя вспомнить, зачем он здесь. Время его охоты прошло уже больше двадцати лет назад и он никогда не опустился бы до того, чтобы снова соревноваться с молодыми волками за человеческих дев, если бы не Рик. И голос плоти, желающий вновь отведать, каково это, взять сейчас одну из толпившихся на берегу девушек, был последним, что волк сейчас стал бы слушать.
Одна из дев, тем временем, отошла от остальной группы и, сев на бревно, начала обуваться. И волк втянул носом воздух, убеждаясь, что ему не почудилось: от девушки действительно пахло злостью, решимостью и совсем немного страхом. Довольно рыкнув, хищник чуть приподнялся на мощных лапах. Он нашел.
***
Я следила за тем как лодки причаливают к дальнему берегу реки со странной надеждой. Вот сейчас, еще один удар сердца, и мужчины развернутся, ударят по веслам и помчатся к нашему берегу, заберут всех, кого только что оставили здесь, обрекая на страшную участь! Но солдаты деловито подхватили ненужные уже лодки и понесли их к дому. И когда за ними закрылись тяжелые ворота, я поняла: нет, они не вернутся! Грудь сдавила ярость и я горько пожалела, что так и не крикнула им вслед всё, что я думала о тех, кто должен был защищать людей, но вместо этого отдавал их оборотням! Правда кричать было уже поздно, потому что все кто мог меня сейчас услышать, были эти самые оборотни да беспомощно столпившиеся на берегу девчонки.
Злость не давала стоять спокойно и я, отойдя чуть в сторону, села на лежащую на земле корягу и начала натягивать ботинки.
- Ну погодите, - шептала я, туго затягивая тесемки, - вы еще пожалеете, что так поступили со всеми нами!
Я закончила обуваться, встала и направилась к лесу. Стоять у реки в своем белом сарафане было неуютно. "Могли бы хоть темные сарафаны дать! - Угрюмо подумалось мне, - эти же за полверсты видно!" Остальные девчонки так и толпились на пристани, не в силах покинуть единственное открытое место и войти в страшный лес, словно это могло бы спасти их от того, что лес сам придет к ним.
