В самом сердце Шепчущего Леса была цветочная поляна. В её центре росло Древо Жизни. Оно было огромным и старым. У его подножья стоял замок. Деревянный и очень уютный. Мохнатые корни Древа крепко обнимали его стены. Они были покрыты мягким зелёным мхом. Стоило войти внутрь – и тебя встречал особый запах. Сладкий аромат мёда и мяты. Здесь пахло летом и волшебством. На кухне всегда были свежие ореховые кексы. Их сладкий запах смешивался с душистым ароматом трав. Они были пучками развешены под самым потолком. Повсюду висели медные фонари со светлячками. Они отбрасывали на стены тёплые кружевные тени, и от этого весь замок казался живым.
В уютной гостиной потрескивали дрова в камине. Около него на толстом ковре сидела девятилетняя Лили. Угольным карандашом она выводила на пергаменте последний штрих. Она высунула кончик языка от усердия.
– Тихон, посмотри! – наконец потребовала она.
Лили оторвалась от рисунка и сунула его под нос коту. Тихон был невозмутим. Казалось, он крепко спит. Снилась ему, наверное, сметана.
– Я тебе корону нарисовала! – с гордостью объявила девочка. – С настоящими рубинами!
Тихон мирно сопел в плетёной корзине, но тут приоткрыл один глаз:
– Рубины? Это уже лучше. Но где же мой трон? И придворные мыши? Хотя… – он фыркнул, – мыши вечно крошки раскидывают. Пусть лучше будут придворные сверчки. Они хоть музыкой развлекают.
Светлячки в фонарях весело перешёптывались. Они выстроились в кошачью мордочку с усами.
– Не смешно! – ворчал Тихон, но уши его задрожали от любопытства. – Мой профиль благороднее!
В углу гостиной стояло широкое кресло. У него была высокая спинка, обитая зелёным бархатом. В нем сидела Бабушка Груша. Для всех остальных она была Агриппиной, Хранительницей Шепчущего Леса. Но для Лили – просто Бабушка Груша. В её руках плавно постукивали вязальные спицы. А на груди, прямо поверх шерстяного свитера, мерцал древний амулет – Шепотун. Он был вырезан из древесины самого Древа Жизни листа.
Мягкий золотистый свет амулета пульсировал ровно и спокойно. Он будто подпевал старому камину в такт потрескиванию поленьев.
Вдруг её пальцы замерли. Шепотун стал холодным. Обычно он был тёплым, как летнее солнце. А сейчас от него исходил такой холод, что его можно было почувствовать даже через толстый свитер. Так уже бывало. В тот день, когда замолчал ручей у Старого Валуна.
И за окном, в наступающих сумерках, стояла необычайная тишина. Не просто вечернее затишье. Абсолютная, звенящая пустота. Знакомый шёпот листьев, перекличка последних птиц перед сном – всё стихло. Будто лес затаил дыхание.
