«Конец света начнется не с грома небесного, а с шепота в темноте: «Мы больше не справляемся.»
– Стивен Кинг, «Противостояние»
«В день, когда мир рухнет, не будет героев или злодеев – только те, кто держит оружие, и те, кто его боится. Я выбрал свою сторону давно.» – Магнус Кан
Магнус застыл у окна аудитории колледжа Святого Петра – тихого уголка Оксфордского университета, где история не просто лежала на полках, но дышала в камне, шептала со страниц, струилась между строк, пропитывая воздух. За стеклом капли мелкого дождя чертили тонкие, почти каллиграфические линии, превращая Оксфорд в бледную акварель, где здания расплывались, будто воспоминания. Булыжники Хай-стрит тускло поблескивали под фонарями, как древние артефакты под стеклом витрины. У башни Магдалины, в призрачной дымке, растворялся силуэт уличного музыканта – фигура в тёмном плаще, чья скрипка выводила мелодию, украденную из сумерек викторианской эпохи.
Ещё мгновение назад голос Магнуса, насыщенный жаром мысли и страстью к прошлому, наполнял зал: он говорил о битве при Гастингсе, слова летели в пространство, цепляясь за внимание, за сердца, за юношеский пыл студентов. Но всё оборвалось. Тишина, как стеклянный купол, накрыла его. В кармане телефона прошла легкая дрожь – не вибрация, а толчок. Он достал его, и на экране проступили два слова, резкие, как выстрел: «Птичка пропела».
Два слова. Весомее, чем тревога. Холоднее, чем дождь за стеклом. В этот миг исчезло всё – шорох страниц, лёгкий гул голосов, запах влажного камня. Мир вокруг поблек, как выцветшая гравюра. Осталась только тишина – и знание. Тот, кто давно спал, снова призван. И внезапно Магнус почувствовал: он больше не принадлежит этой жизни. Как будто чужой, проснувшийся в теле профессора, он стоял у окна, смотрел сквозь стекло, и понимал – назад пути нет.
Магнус медленно отстранился от окна, словно выныривая из другого мира. Его пальцы всё ещё цеплялись за холодный камень подоконника, как за последнюю грань реальности, ускользающей сквозь пальцы. Он не просто смотрел в дождь – он тонул в нём, растворялся в мелькании капель, в их барабанном ритме, который раньше казался умиротворяющим, а теперь – отстранённым, чужим. Мысли гудели в голове, как мотор – сухо, механически: маршруты, имена, коды, координаты. Всё сплелось в тугой узел, в котором не было места колледжу, студентам, обычной жизни.
И вдруг – голос. Простой, живой, слишком земной.
