«Леденящие душу истории: ревельская коллекция».
«Вечность – это не бесконечное время, а отсутствие времени», – Боэций, философ и теолог, VI век, «Утешение философией».
«Пасхальный марш» (оккупированный Ревель, 19 апреля 1942 года).
«Трижды проклят тот, кто будит спящую тьму между мирами», – надпись на руническом камне, обнаруженном экспедицией «Аненербе» в Уппсале (1938 г.).
Камень уничтожен при бомбардировке 1944 года. Текст восстановлен по архивным фото из личного досье оберштурмфюрера Вольфрама Зиверса.
Пасхальный звон, липкий, как слюна безумца, расползался по узким улочкам Ревеля, проникая в щели мостовой ядовитой плесенью. Пасхальное солнце, тусклое и водянистое, как разбавленная кровь, пробивалось сквозь копоть на окнах аптеки. Запах ладана – последний след утраченной святости – смешивался с едкой гарью пожарищ. Колокольный звон, когда-то возвещавший воскресение, теперь звучал как погребальный набат по живому городу.
В аптеке, где стены пропитались запахами болезней и трав, склянки с разноцветными снадобьями отражали тусклые лучи утреннего солнца, пробивающиеся сквозь застоявшийся воздух, превращаясь в пыльное золото. Колбы тихо звенели от дыхания невидимого ветра, настоянного на чёрной магии истории. На дубовом столе среди склянок с ядами и снадобьями стояла драгоценная коробка кофе – контрабанда от финских моряков, последний глоток свободы. А на каминной полке, словно насмешка, тикали часы Junghans – не просто часы, а механическое чудо невиданных размеров, с вращающимися шестернями и стрелками. Их мерное тиканье отсчитывало саму суть времени.
Йенс и Вольфрам, увидев это диковинное устройство, сразу поняли: они попали в другое время.
Где-то вдалеке зарокотал марш Preußens Gloria – «Слава Пруссии», любимый марш Адольфа Гитлера. Но это была не та мелодия. Барабаны выбивали ритм, напоминающий судорожные удары сердца перед казнью. Тромбоны выли, как раненые звери, их звук впивался в зубы, заставляя сжиматься челюсти. Музыка не просто звучала – она физически давила, выворачивая внутренности наизнанку. Вольфрам вздрогнул, руны на его коже пылали немым криком. Он вскинул голову, словно загнанный волк, и тихо взвыл: «Они пришли. Они всегда приходят».
Ратушная площадь дышала болезненным светом. Красные полотнища, иссечённые чёрными символами, висели, как окровавленные бинты на гниющей ране города. Йенс, алхимик с глазами, выцветшими от чтения бесчисленных манускриптов, прошептал: «Обратная свастика… Тьма окольцовывает нас».
