Мир смертных – это карнавал суеты, где жизни вспыхивают и гаснут быстрее, чем догорает фитиль свечи. В мельтешащих огнях своих городов они строят иллюзии величия, клянутся в вечной любви, которая не переживает и одной зимы, и ведут войны за клочки пыли, о которых забудут их же внуки. Их трагедии скоротечны, их радости мимолетны, а их зло – мелочно и отвратительно в своей простоте. Это ненависть из-за брошенного взгляда, предательство ради звенящей меди, жестокость от скуки. Они прячут свою гниль за масками праведности и называют свои пороки слабостями.
Но в тени этого карнавала, в холодной тишине, которую не тревожит их шум, существуем мы. Те, кто помнит, как строились их города и как обращались в прах их империи. Нас называют злом. Чудовищами. Ночным кошмаром, облаченным в шелк и бархат. И они правы. Мы хищники. Мы пьем их жизни, как дорогое вино, и смотрим на их мир с высоты прожитых столетий.
Однако есть одно «но». Наше зло, по крайней мере, честно. Мы не прикрываем жажду крови верой, а голод – добродетелью. Верность, пронесенная сквозь пятьсот лет дружбы, для нас реальнее любой человеческой клятвы у алтаря. Слово, данное четыре века назад, весит больше, чем все их законы, переписанные десятки раз. Разве в этом холодном, нерушимом постоянстве меньше достоинства, чем в их теплокровном, но лицемерном хаосе? Порой, глядя на них, я задаюсь вопросом: кто же в этом мире большее чудовище – хищник, следующий своей природе, или человек, который от своей природы с легкостью отрекается ради сиюминутной выгоды?
Этот год выдался на редкость утомительным. Даже для меня. Пять с лишним веков на этой планете учат ценить периоды затишья, а последние десятилетия были шумными. Слишком много информации, слишком много глаз, слишком много суеты смертных, возомнивших себя пупами земли из-за своих мимолетных цифровых игрушек. Поэтому сейчас я вел наш Range Rover SVAutobiography – Валериан настоял именно на этой модели, с удлиненной колесной базой, разумеется, ибо комфорт превыше всего, особенно когда ты не можешь насладиться дневным светом – по пустынному ночному шоссе штата Орегон. Бархатный рокот восьмицилиндрового двигателя был единственным звуком, нарушавшим тишину салона, если не считать тихого шороха дорогой ткани костюма Валериана, который развалился на соседнем сиденье.
Темные силуэты вековых елей проносились мимо окон, сливаясь в сплошную стену под беззвездным небом. Идеальная ночь. Идеальное место для того, чтобы исчезнуть на время.
– Монти, душа моя, ты уверен насчет этой… как ее… Задубровки? – Голос Валериана, как всегда, был полон театрального трагизма, словно сама мысль о пункте нашего назначения причиняла ему физическую боль.
