Наступил июнь и на Турой покатились грозы. И неудивительно – все знали, что с наступлением лета Красный воин, дождавшийся свою жену, вносит ее в огненный дворец и там предается любви, да так, что первые дни хоть носу из дома не показывай – может внезапно набежать гроза, да с молниями, с градом, с громом, похожим на молодецкий хохот. Впрочем, жар бога войны давал потом большой урожай, а если слишком заливало поля, то устраивали во всех странах воинские ристалища: хоть так отвлечь Воина, чтобы не слишком усердствовал. Не всегда срабатывало, не всегда.
Отзвенели, отпели молитвы чествования нового сезона, и год двинулся к самому длинному дню в году – когда по всей Туре будут жечь высокие костры, и прыгать через них, и приносить жертвы огню, и чистить жилища пламенем, обнося свечой, и брачные клятвы давать нерушимые, если кто решится. В этот день воины принесут клятвы на Кодексе, данном их Отцом, а кузнецы освятят в огне свои инструменты. Говорили еще, что в этот день может Великий спуститься на Туру и встретиться какому-нибудь бойцу, чтобы испытать его. А если пройдет тот испытание – то будет обучен мастерству, что сделает его при должном усердии в бою почти неуязвимым.
Просто так Иоанн Красный подарки никому не делал. Ибо, как и положено строгому отцу, считал, что нет смысла идти в честный бой, если ты неуязвим.
Над Тафией, Городом-на-реке, лежала ночь, и тоже гремела гроза, и молнии раскатывались на полнеба. А на крыше своего дворца стоял дракон Четери, подняв слепое лицо к небу, и смотрел внутренним зрением, как ветвями разбегается в льющейся сверху лазурной стихии стихия огня, а стихия воздуха налетает волнами-порывами, делая лазурь огромным морем. И в море этом ныряли-резвились драконы Тафии.
Никто из них не решился предложить Владыке стать его глазами в эту грозу, кроме Юнеди Игириана, опустившегося рядом с ним на крышу. Но Четери покачал головой.
- Спасибо, - сказал он, - но я буду вынужден смотреть на тебя, а не на стихию, Юнеди. Не хочу так. И боюсь.
- Разве ты можешь чего-то бояться, Мастер? – тихо спросил дракон. – Ты, победивший бога?
- Бессилия, - ответил Чет. – Сильные боятся бессилия, сын. Лети и не позволяй моему бессилию омрачить тебе эту грозу.
Юнеди улетел и серебристо-лазурным пятном носился сейчас в кипящих стихиях. А Четери смотрел.
И казалось Мастеру, что все же не выдержит он сейчас – обернется, расправит крылья и рванет вверх, в эту грозу, растворится в ней и не вернется обратно. Так любил раньше он летать в грозы, что не смог удержаться и не выйти на крышу. Чтобы хоть так прикоснуться к мощи. Чтобы хоть так побыть в ее центре.
