Глава 1. Шёпот воды
С наступлением сумерек город сжимался внутрь себя, будто затягивал тесный пояс. На окраине этот пояс был туже всего. Заборы хранили чужие крыши, лампы редели, асфальт становился крупным и рыхлым, как черная корка хлеба. Анна шла в эту тишину, стараясь не смотреть в темные окна домов, где шторы держались на булавках и веревках, а подоконники пахли сыростью. С утра она листала бледные дела, пыльные описи, и нигде не нашла ни свежей записи, ни понятного объяснения про ночные шумы. Только устные рассказы, выцветшие как газетная вырезка на солнечном стекле. Говорили, что у колодца шепчет вода и будто зовет по именам. Говорили охотно до порога читального зала, а там резко меняли тему, словно срабатывал невидимый табу.
Анна считала шаги, потому что шаги дают ритм, а ритм выстраивает внутри порядок. Она повторяла про себя: проверю место, отмечу звук, сравню направление. На рюкзаке болтался фонарик, пальцы мерзли даже через перчатки. Издалека схлынул гул центра, и осталась влажная пустота, в которой слышно, как старые ворота дышат на петлях.
Колодец стоял там, где начиналось поле с жесткими стеблями прошлогодней травы. Круглый каменный борт, обложенный плитняком, железная дуга ручки без ведра, короткая цепь, замкнутая на невнятный ржавый замок. Никаких привычных знаков благоустройства, никакой таблички с датой или легендой. Анна подошла ближе и почувствовала запах холодного камня и мокрой глины, будто кто-то только что поднялся из воды и прошел мимо. Тишина вокруг не была полной: по краю поля скользнул поезд, ломанный свет окнами полоснул мрак, и все снова схлопнулось.
Она взяла блокнот. Написала: колодец, северная окраина, вокруг сирень в запущенном виде, заброшенный палисадник, следы кошек, пустые кружки на ступеньках соседнего домика. Вода внизу не видна. Ледяной воздух облизал шею. Анна присела и прислушалась.
Сначала она услышала только ветер, который щупал брички забора и разучивал между досками одно и то же короткое слово. Затем где-то глубоко, на границе слуха, возникла вязкая дробь, будто стеклянный дождь шуршит по пустым банкам. Эта дробь перетекла в шепот. Не слова, а намек на слова, как будто вода репетирует речь и никак не находит подходящий звук.
Анна вздохнула и отступила на шаг. От сторонних разговоров оставалась в голове пружина. Недоверие, с которым днем на нее смотрели в киоске и в маленьком дворике у читального, слипалось с настороженностью сторожа. Сказали: в архиве шумы и жалобы давно закрыты, бери другие темы. Сказали: тут и без тебя все знают, что делать. Она улыбнулась в темноту, чтобы смехом разрядить это тугое. И улыбка не помогла.
