Год 18хх, Саккара[1]
– Анх-Джесер…
Снова этот шёпот.
Нет, показалось.
Ричард прищурился, подкрутил фитиль масляной лампы и вернулся к наброску. Рисовать при свете дня было значительно проще, но он не мог ждать – работа полностью захватила его. В последние несколько дней он утратил покой: не мог спокойно есть, страдал бессонницей. Его основным желанием было успеть запечатлеть как можно больше, словно времени оставалось ничтожно мало. И тратить его на сон и еду было кощунством. Стоило ему лишь закрыть глаза, он видел священные знаки древних, которые, казалось, понимал – но не разумом, а сердцем.
Жаль, что на ночь гробницу закрывали. Приказ господина Карима был однозначен.
– Анх-Джесер…
Ричард вздрогнул. Грифель дёрнулся, оставляя неровный жирный штрих.
Выходить из палатки художник не хотел. Ночью в пустыне было холодно. Да и змеи со скорпионами, выползавшие из своих нор с наступлением темноты, вовсе не были легендой. Вчера вот Джек и Крис вытряхивали скорпиона прямо из своего спальника. А на днях одного из рабочих господина Карима укусила змея, затаившаяся в камнях. Нет, Ричард совсем не хотел сталкиваться с ночной египетской живностью. Змей и скорпионов он готов был созерцать разве что на стенах гробницы, которую зарисовывал.
Стерев лишний штрих хлебным мякишем, молодой художник любовно провёл ладонью над почти законченным рисунком – прекрасная женщина в белых одеждах рука об руку с мужчиной шла на суд Богов, поднося им жертвы.
Имени этой женщины он не знал, а ведь именно ей принадлежал саркофаг, который Ричард тоже зарисовал, но пока не закончил. Художник разложил листы с рисунками. В неверном свете лампы, отбрасывавшей длинные густые тени, они как будто оживали. Он надеялся, что запечатлел всё достаточно точно… что в Лондоне сумеют расшифровать эти знаки и рассказать историю безымянной гробницы и её прекрасной хозяйки.
Взгляд Ричарда остановился на рисунке, сделанном, когда его впервые впустили в гробницу. Иссохший труп мужчины в неплохо сохранившейся по меркам вечности длинной набедренной повязке лежал прямо поверх саркофага, раскинув руки. Зрелище было одновременно и отвратительным, и притягательным, как всякое уродство. В сухом египетском климате тело несчастного, законсервированное на века в маленьком погребальном покое, подверглось естественной мумификации. От улыбки обтянутого потемневшей кожей черепа не по себе стало всем вошедшим. Только господин Карим остался невозмутим, спокойно стоя на пороге. Рабочие, расчищавшие вход, с криками выбежали наружу и вернулись, лишь когда он отдал несколько суровых указаний по-арабски. Арабский Ричард знал плохо, но разобрал, что речь шла о плате, обещанной лордом Карнаганом, спонсировавшим эту экспедицию. А ещё он понял, что рабочие говорили что-то о жертве и проклятии. Проклятий суеверные арабы боялись, но всё равно нанимались работать на раскопках – есть-то хочется всем.
