Ньют
В тот день, когда убили его родителей, шел снег.
Несчастный случай – так потом сказали. Но мальчик был там и знал, что это неправда.
Началось все со снега – будто серое небо послало холодящее душу знамение.
Как же они тогда удивились! В городе уже давно лютовал удушающий зной. Месяц за месяцем, год за годом – в бесконечной череде дней были лишь жара, голод и боль. Семья мальчика выжила. Утро дарило надежду, но потом наступал день, и все повторялось: поиски еды, стычки между выжившими, леденящие душу звуки. Долгие жаркие дни сменялись безмолвными вечерами, когда можно было сидеть и смотреть, как мир медленно растворяется в темноте. Вот только никто не знал, наступит ли завтра.
Иногда к ним забредали шизы – тем-то было все равно, что день, что ночь. О них никогда не говорили ни папа, ни мама, ни он сам – ведь есть же поверье: «помяни черта, он и появится». Только Лиззи – вдвое младше и в столько же раз храбрее брата – не боялась поверий.
Малышка Лиззи.
Мальчику полагается быть смелым; это он должен успокаивать сестренку: не бойся, Лиззи, подвал на замке, света нет. Плохие люди нас не найдут. Но слова не шли. Тогда он просто обнимал ее, как обнимают любимого плюшевого мишку, а она похлопывала его по спине. От нежности сжималось сердце. Он клялся себе, что никогда не позволит шизам ее обидеть, и жаждал вновь ощутить прикосновение маленькой ладошки.
Часто они так и засыпали в дальнем углу подвала, на старом матрасе, который отец сволок вниз по лестнице. Мать еще укрывала их одеялом, будто назло жаре и Вспышке, которая разрушила их жизнь.
Но в то утро их ждало нечто удивительное.
– Дети! – раздался мамин голос.
Мальчику снился футбол: мяч катился по зеленой траве прямехонько в пустые ворота безлюдного стадиона.
– Скорее идите сюда!
Мама стояла у единственного в подвале окошка. Доска, которую отец каждый вечер прибивал к окну, лежала в стороне. На мамино лицо ложился мягкий сероватый свет, а глаза восхищенно сияли. Она уже очень давно так не улыбалась.
– Мама, что? – пробормотал мальчик, вставая.
Лиззи протерла глазки, зевнула, потом побрела вслед за ним.
Ему помнилось: вот он под оглушительный храп отца подходит к окну и смотрит на пустую улицу, щурясь от дневного света. Небо затянуто облаками, что само по себе огромная редкость. Однако что это? Из серой вышины летят снежинки. Они кружатся, будто в танце: вспархивают, вопреки закону притяжения, и вновь опускаются.