Доктор Петерсон сказал мне, наконец-то. Сказал, озвучил то, что я давно уже понимал и сам. Пока он старался, подбирал слова, меня даже забавляли его попытки изображать смущение и сочувствие (сочувствие, переходящее в сострадание?). Но вот когда он сказал!
Страшно.
Обрывающий тебя и всё твое страх. А ведь всегда думал, что, когда придет время, я отнесусь с пониманием. Восемьдесят лет назад мне навсегда блокировали потенциальное развитие онкологических процессов, нейтрализовали ген, отвечающий за Альцгеймера, и начали планомерно менять мои внутренние органы на выращенные из стволовых клеток. Мне подарили еще одну жизнь. Я из первого поколения проживших «две жизни». Тогда это действительно понималось как дар. А сейчас как данность, само собой разумеющееся, какие еще здесь сгодятся слова?
И почему все должно кончиться именно сейчас?! Почему я должен перестать быть?! Я всегда знал почему… Но цена этому знанию сейчас!.. И знал, что нет у меня того, за ради чего стоило продолжать, длить себя. То есть, может, и есть, но… Пережить цвет, сок, суть своей жизни. Пережить ту свою тоску (по сути, цвету и соку?), пережить осмысление жизни, довести их до самоповторов, до эпигонства. Я эпигон самого себя – вот чем обернулась вторая жизнь. Да и первая тоже. Да! Я достиг чистоты старости, стало быть, умру не от старческих болезней даже, а от самой старости. Спасибо, конечно, нашему гуманному, сверхгуманному, генномодифицирующему веку. Всё так, всё так, но! Я хочу… жить?! Не жить даже, быть. Лишь бы быть, и только… То есть, это я во имя сознания, самосознания, души и других столь же духоподъемных вещей?! Да какой там дух! Я пережил, перерос его. Только чем? Ограниченностью самого духа? Своего, своего духа! Что если мне попросить, выклянчить еще одну жизнь, дабы поднатужиться и принять всё это своё за «последнюю мудрость»? Страшно как прекратиться? исчезнуть? выпустить самого себя из собственных рук?..
– Что ж, мистер Лауде, я вынужден попрощаться с вами, – доктор Петерсон перестал претендовать на нечто большее, нежели сдержанное профессиональное сочувствие, правда, тут до него доходит, что слово «попрощаться» в данном контексте звучит двусмысленно – всё дальнейшее у нас с вами пойдет по тому алгоритму, который я только что… Сбои и внеплановые ситуации, разумеется, исключены.
Он не сказал: «и без боли». Я из того поколения, которому не надо объяснять, что «дальнейшее» обойдется без боли.
– Передаю вас своему, – он хотел было сказать коллеге, но почему-то осекся, пожал мне руку (оптимистично, профессионально) и вышел.
