Кладезь тьмы и кладезь света
Ф. Б. Иванову
«Теперь я сам себе космический Нельсон. Или галактический Рожественский. Как дело пойдёт», – думал я, пока три техника спешно переподключали управление вверенными боевыми отрядами на единственного пилота во плоти, то есть на меня.
Закончив, они отдали честь. Чуть дольше, чем положено по уставу, задержали руку у виска и вышли. В рубку вошёл командующий эскадрой-приманкой, вице-адмирал Пэн Дэхуай:
– Не вставайте!
Подкол засчитан – если б хотел, я, в противоосколочном скафандре, подключённый всеми местами к капитанскому креслу, не смог бы. Хотя если б не хотел, меня бы тут не было.
– Капитан-лейтенант Губанов, Земная Конфедерация оказала вам честь и доверила два десятка самых современных – как, я надеюсь, думает противник – боевых кораблей.
В третий уже раз я «капле́й». Кашлянув, чтоб голос стал звонче, отрепетовал:
– Самых современных! Служу Конфедерации!
– Два десятка самых современных кораблей и «Кионгози», флагман Объединённого флота.
– Вот спасибо! – Наверно, так ответил боярин Бренок князю Дмитрию в утро последней своей битвы.
– Так что не подведите!
– Когда я вас не подводил-то?
– А если серьёзно, дружище, – вице-адмирал потёр красные от бессонницы глаза, – ещё раз спасибо, что вызвался. И что вернулся на флот.
– От нахождения в запасе у меня пролежни, сухость в горле и зуд в руках. Флотский офицер на пенсии куда опаснее, чем в строю.
– Другого не ожидал от тебя. – Грузный командующий устало присел на одно из пустующих кресел. – Слушай, мы сейчас проверили: издалека сигнатура «Сме́тливого» будет как у лидер-линкора. Сближения не допускай: львиная шкура у твоего крейсера – облезлая и не по размеру. Отгораживайся «корытами», рассыпай мины, прыгай пять прыжков, не дожидаясь «щупалец», путай следы. Хотя чего я тебя учу… И вертись, вертись, как хочешь, но давай чтоб я твою ехидную рожу снова увидел.
– Есть вертеться!
Пэн Дэхуай поднялся с кресла и козырнул.
– Разрешите не вставать, – сказал я.
– Алексей, мне пора…
– Времени мало, да. Передавай привет Динь-динь.
Вице-адмирал кивнул. Выходя, чуть задержался, погладил на удачу переборку. Через минуту шаттл с ним отчалил. Я остался ждать.
Ненавижу ожидание. Тем более в тишине. Непривычно в рубке: под широкими экранами в обрамлении пультов девять мест: пять основных, четыре вспомогательных. Восемь пустых кресел в сердце корабля. Тишина. Так непривычно без гомона в рубке. Задиристого, или сосредоточенного, или беспечного. Этот фон как самостоятельный член экипажа. Коллективное сознательное. Теперь же тишина. Здесь и в отсеках. Если поломка или урон, за живучесть бороться будет некому. Устав такое запрещает, хотя если очень нужно, то устав отворачивается.
