Москва, 1981 год. Холодное утро ранней весны. Улицы ещё хранили следы таяния мартовского снега – чёрные лужи в бордюрах, ледяные корки на асфальте, капли с крыш, медленно и упорно падающие на головы прохожих. Город гудел, как организм: автобусы рычали на остановках, трамваи скрипели на поворотах, заводы выдыхали пар, а люди шли, укутанные в пальто, с сумками и портфелями, кажущийся усталым, но внутренне напряжённый ритм эпохи.
Среди этого движения, в переулке неподалёку от станции метро «Сокольники», по утоптанному тротуару шагал молодой человек. Ему было двадцать два. Высокий лоб, аккуратно зачёсанные русые волосы, прямая спина, по которой сразу можно было понять – это человек, верящий в то, что делает. Алексей Николаевич Соколов. Студент пятого курса Московского авиационного института имени Орджоникидзе. Но для него это была не просто учёба. Это был путь, почти священный. Каждый чертёж, каждый расчёт, каждая бессонная ночь за таблицами и логарифмической линейкой – всё это было как ступени на ракете, ведущей туда, где Земля уже кажется далёкой мечтой.
С детства Алексей знал, чего хочет. Космос – не как абстрактная мечта, не как модная фантазия мальчишки. А как зов. Как долг. Как необходимость стать частью чего-то большего. Его отец, Николай Иванович, был офицером инженерных войск. В доме всегда звучал голос Левитана, пахло чернилами и скипидаром, стены украшали портреты Гагарина и Королёва. Алексей рос в среде, где слова «Родина» и «долг» не требовали пояснений. Он впитывал это, как дыхание. Он не мечтал быть знаменитым. Ему не нужен был почёт. Он хотел быть тем, кто делает шаг в безмолвную чёрную бесконечность – от имени всего Советского Союза. Не для себя. Для них. Для всех, кто верит. Чтобы его сердце билось не только ради собственной жизни, но ради самого факта существования такой страны, где человек может покинуть планету – и не перестать быть её частью. Учился Алексей хорошо. Не фанатично, не заученно – а вдумчиво, честно, как принято у тех, кто понимает цену времени. Он не был гением, но был непреклонен. Преподаватели уважали его за сдержанность и ясность ума. Однокурсники ценили за спокойствие и умение помочь, когда нужно. Он не кричал, не спорил, не рвался в лидеры – но, когда возникала сложность, именно к нему шли с вопросами.
Весной 1981 года, когда Москва окончательно сбрасывала зимнюю спячку, и в воздухе пахло мокрой землёй и пылью, Алексей сдавал свой диплом. Тема – расчёт орбитальных траекторий с учётом нестабильности гравитационного поля при манёвре на низкой околоземной орбите. Он сидел за кафедрой, чётко, без запинки, рассказывал о вычислениях, о допусках, о реальных задачах пилотируемой космонавтики. Члены комиссии переглядывались. Молодой. Спокойный. Уверенный. Один из тех, кого можно отправить туда, где никто не подаст руку помощи – и быть уверенным, что он вернётся. Или, если не вернётся, – не сдастся. Когда всё закончилось, он вышел на улицу с папкой в руках. Небо было низким, серо-синим, над ним шумели провода. Прохожие шли мимо, не зная, что среди них стоит человек, который уже сделал первый шаг. Алексей поднял голову. Где-то там, за облаками и радиационными поясами, за миллионами тонн мертвого вакуума – его будущее. Он не знал, как именно, но чувствовал – он туда попадёт. Не может не попасть.
