Глава 1. Врата из Цейлонского Базальта
Воздух больше не был спертым и тягучим, не пах серой, пряностями и болью. Он стал холодным, острым, колющим, как лезвие топора, и наполненным влажным дыханием камня. Ксилара стояла на узкой каменной тропе, втиснутой между двумя исполинскими скалами, и вдыхала его полной грудью, пытаясь смыть с себя призрачные остатки Имордиса. Казалось, каждый атом ее тела все еще пропитан багровым светом грибов, эхом криков и сладковатым, удушающим ароматом власти, что источал Малекар.
Позади, за ее спиной, зияла черная щель – выход из системы туннелей, по которым она неделями пробиралась с помощью проводников из числа отверженных, тех, кто ненавидел Имордис едва ли не сильнее, чем она сама. Впереди, заслоняя собой полнеба, высились Врата из Цейлонского Базальта.
Они не были творением зодчих, стремящихся к изяществу, как эльфы, или к устрашающему величию, как дроу. Это была работа природы, доведенная до абсолюта руками мастеров. Две гигантские базальтовые колонны, отполированные до зеркального блеска и испещренные рунической вязью, поддерживали титаническую арку, высеченную в самой скале. Камень здесь был не серым или черным, а глубокого, почти синего оттенка, поглощающего свет, словно вода в океанской пучине. В сумерках ущелья он отливал зеленоватыми искрами, и Ксиларе показалось, будто она стоит на пороге не просто города, а другого измерения, где сама материя подчиняется иным законам.
Она машинально потёрла запястье. Под перчаткой, скрытый от посторонних глаз, лежал шрам – тёмный, замысловатый узор, вплавленный в кожу магией Архитектора. Он не болел, не чесался. Он просто был. Напоминание. Клеймо. Часть сделки, которую она заключила с самой собой, вырываясь из объятий вечности, что сулил ей Малекар. Иногда, в тишине, ей чудился его голос, холодный и убедительный, шепчущий о напрасно потерянном могуществе. Она гнала эти мысли прочь, но они, как упрямые тени, всегда возвращались.
«Ты выбрала путь борьбы, а не власти, – говорила она себе, глядя на исполинские Врата. – Ты выбрала Элриндора. Себя. Теперь иди до конца».
Сжав в кармане плаща крошечный, холодный осколок Лунной Орхидеи – последнее материальное доказательство ее путешествия в Талаксон, – она сделала шаг вперед.
Ее никто не остановил. Никаких видимых стражей, никаких заклятий охраны. Лишь тихий, нарастающий с каждым ее шагом гул, исходящий из самого камня. Вибрация проникала сквозь подошвы сапог, наполняя кости тяжелой, ритмичной музыкой. Это был пульс Кхазад-Дума. Город жил, и его сердцебиение было слышно за много миль.
