Глава 1: Тревога и Клятва
«Гордость предшествует падению, а надменный дух – гибели. Но та гордость, что зиждется на долге, есть стержень, на котором держится мир».
Из поучений Верховного Епископа Альтерии
Воздух в Великом Соборе Розы-Марии был густым и сладковатым, как мед, пропитанный дымом сотен свечей в массивном канделябре. Под высокими сводами, расписанными ликами святых и сценами великих битв, замерла в почтительной тишине вся знать Альтерии. В самом разгаре был обряд принятия присяги новых Решателей, и в этом году он был особенным – впервые за долгое время клятву приносили отпрыски всех шести великих домов.
Кассиан из дома Грифонов, облаченный в латы, отполированные до зеркального блеска, стоял на одном колене. На его наплечье красовался фамильный герб – вздыбленный грифон. В руках он сжимал крылатый шлем, а взгляд, устремленный на Верховного Епископа, был твердым и ясным. Лишь самый внимательный наблюдатель мог бы заметить тень беспокойства в уголках его глаз. Беспокойства, которое гнездилось в нем вот уже пятые сутки.
Пять дней. Ровно столько прошло с тех пор, как последний гонец от университетской экспедиции доставил в город обычную рутинную депешу: «Достигли подножия Вулкана Чёрного Когтя, разбиваем лагерь, приступаем к исследованиям». С тех пор – тишина. Ни весточки от профессора Ипкиса, ни нахальных, полных юмора записок от его сводного брата Кая, ни педантичных зарисовок Элиаса. Пять дней – это уже слишком даже для труднопроходимого подножия спящего великана. «Соберись, – сурово приказал себе Кассиан. – Сейчас твой час. Кай… Кай сам себя в обиду не даст. Наверняка увяз в каких-нибудь руинах с этим своим другом-архиварием».
– Клянешься ли ты служить герцогству Лоранель и дому правящего герцога верой и правдой, не щадя живота своего? – голос Верховного Епископа, древнего, как сами стены собора, прозвучал гулко и величаво.
– Клянусь, – ответил Кассиан, и его голос, чистый и уверенный, прокатился под сводами, не оставляя сомнений в искренности.
Он был последним в очереди. Двум кандидатам уже отказали: один из дома Барсука за трусость во время испытаний, другой из дома Лисицы за сомнительные связи. Их семьи сидели теперь, белые как полотно, погрузившиеся в пучину позора. Ричард, отец Кассиана, сидевший в первом ряду, украдкой вытер платком испарину, выступившую на его высокой лысине. Его взгляд скользнул по могучей фигуре Беовульфа из дома Медведей – оба его сына были приняты, – а затем с легкой, едва скрываемой жалостью – по побелевшим лицам рода Барсука.
