– Сука… – прохрипел охотник, вернувшись в сознание.
Первое, что он почувствовал – ужасная, пульсирующая боль справа в районе рëбер. Больно было даже вдохнуть, не то что пошевелиться, а когда наконец удалось втянуть лёгкими воздух, в нос ударил нестерпимый смрад – амбре из фекалий, затхлой крови, сырости и трупного разложения. Вонь стояла такая, что начало резать ноздри, а глаза заслезились. Номад с трудом сдержал в себе завтрак, его руки машинально дëрнулись к клапану герметизации шлема, но попытка пошевелиться оказалась тщетной, ведь кровососущая зараза крепко прилепила его предплечья к стене своими выделениями – секрет, собираемый из расположенных на боках комара желëз, смешивался с любой органической жидкостью и превращал еë в густую массу, схожую по свойствам с клеем. Хитрые и проворные твари, устраивая засады, расставляли свои липкие ловушки вблизи людских троп и нападали на обездвиженных путников. Судьба несчастных была незавидной – комары высасывали их досуха, но даже эта незавидная участь являлась не худшей. Куда более ужасающая смерть ждала самых здоровых и физически крепких на вид – они становились живыми инкубаторами для будущего потомства, и не было сомнений что угодившему в плен номаду уготован именно такой конец.
Он расслабился и попытался свыкнуться с болью. Нормально осмотреться не получалось, дотянуться и включить ночной режим визора не было возможности, а потому столь продвинутый, технологичный, и даже не требующий подзарядки шлем в такой ситуации становился не полезнее ночного горшка, надетого на пустую голову.
Прислушавшись, он собрался с силами и медленно потянул руку – бесполезно. Предплечье правой руки увязло на трубе, сплошь покрытой липкой слизью, в условиях повышенной влажности не высыхающей никогда. Вдобавок, двигать правой рукой оказалось невыносимо – напряжение мышц переходило на правую часть туловища, и ушиб отвечал на любое усилие острой вспышкой боли в области рëбер.
Номад на некоторое время затих и, дождавшись когда станет полегче, двинул левой рукой, которая также оказалась основательно вклеена в секрет, но уже не к трубе, а к стене, выложенной рыжим кирпичом. Время было беспощадно, не пощадило оно и кладку стены – кирпич потерял свои свойства и стал крошиться, а постоянное течение грунтовых вод размыло раствор, создав немало щелей.
Он вдохнул поглубже, как следует напрягся и сделал мощный рывок всем телом, рассчитывая если не освободить свою руку от клея, то вырвать часть кирпичей. Стена пошатнулась, на загаженный пол осыпалось рыжее крошево, а бок снова обожгла тянущая, мучительная боль. Сжав челюсти так, что заскрежетали зубы, он с огромным усилием сдержал в горле крик и последующие минут пять приходил в себя.
