Солнце обливает кровью заката заснеженную равнину. Старый шаман Буба́ду готовится отправиться в путь. Время пришло: близится конец года. Наступает новое тысячелетие.
Шаман мажет тёмное, почти чёрное лицо густой белой краской, в цвет смерти, и расплетает длинную косу, позволяя седым волосам мягко струиться по крепким плечам. Голову и шею он оборачивает в несколько витков мягким вязаным платком, словно защищая себя от холодного дыхания вечности, что ощущается сейчас ярко, как никогда. Меняются эпохи. Вот-вот придёт новый порядок.
Буба́ду собирает припасы в мешок и кутается в серую куртку из толстой шкуры горного буйвола, которая защищает его от пронизывающего ветра и напоминает о былых охотничьих подвигах.
Когда Буба́ду был ребёнком, его бабушка, георгская, рассказывала, что на её снежной родине, где живут светловолосые белокожие люди, никто зимой не бегает нараспашку. Все, даже взрослые мужчины, с первых заморозков носят меховые шапки и длинные тулупы. Каждый знает, кто заболеет — тот до весны не доживёт. Бабушка ругала внука, который носился в расстегнутой куртке под зимними дождями.
Маленький, он удивлялся: зачем одеваться тепло здесь, в Го́тто, где если и бывают сугробы, то точно не размером с дом, как в Георгском царстве?
В жарком Го́тто зимы обманчиво мягкие, даже на северной границе, но духи огненной горы У́ло недобры. Ледяные ветры их дыханий задувают в любые щели и прожигают морозом до костей.
Уже юношей Буба́ду усвоил от гор то, чему не поверил в детстве: недооценивать холод нельзя. В первый же день учения культу Ила́нга он заболел. Пусть хворь отступила, полной грудью он с тех пор не дышал.
Широкий ремень тяжёлого мешка врезается в плечо, и посох оттягивает руку. Старик хочет оглянуться на дверь хижины, а лучше вернуться, ещё раз проверить, всё ли он взял для своего ритуала. Но нельзя. Сегодня нельзя. Ни оборачиваться, ни возвращаться.
Наступает ночь Убусу́ку Боку́фа — ночь смерти, самая длинная и тёмная в году. Этой ночью он, главный служитель бога солнца — Ила́нга, должен поехать в горы, подняться до захода солнца на священную вершину У́ло и до рассвета жечь костёр в пещере. Ждать, что скажут духи.
***
Поезд несётся, оглушительно грохоча, коптит чёрным дымом белое небо. Буба́ду четыре часа трясётся в холодном вагоне, пропахшем каменным углём, на жёсткой деревянной скамье, и наконец прибывает на самый север, к границе Союза вождеств Го́тто с могущественным Георгским царством.
Шаман так и не побывал на тех загадочных землях: служитель Ила́нга не имеет права покидать родину. Но всякий раз, глядя через горные цепи на ярко-голубое страны, откуда пришла его бабушка, он испытывает невыразимое восхищение и гордость. Там, за острыми сверкающими вершинами, жили, а может быть, до сих пор живут, могучие воины, полубоги, подчинившие себе весь мир. Их язык и груб, и красив. Своих мужчин они называют рычащим словом «герр», а священное время предсказаний убусу́ку — шепчущим «ночь».
