«Литература – это высоко символизированная действительность, совсем особая система ассоциаций»
Борис Стругацкий
Где-то на периферии берегов сознания, там, где волны абстрактного мышления приносят на сушу образы из моря ассоциаций, находилась настоящая свалка идей: больших и малых, старых и новых, оригинальных и избитых. Были здесь и неясные контуры, огрызки несформировавшихся образов. И некогда придуманные, но вскоре забытые персонажи, для которых не нашлось подходящих историй. Рассказы, оборвавшиеся на полуслове и заброшенные в долгий ящик. Недописанные романы. Смутные и безобразные создания, порождённые авторской фантазией. Многие из них влачили здесь своё безрадостное существование, уже не надеясь ни на что. Хотя иной раз кто-то из кадавров вдруг оживал, преображался новыми красками и обретал вторую жизнь. Но таких счастливчиков было сравнительно немного.
И вот однажды – море вынесло на берег огромное яйцо. Оно напоминало страусиное, но было размерами со слона. Никто не стал собираться вокруг него шумной толпой или уделять ему особое внимание – подобные вещи происходили здесь сплошь и рядом.
Тем не менее изнутри кто-то постучал: сначала – деликатно, затем – уже настойчивее. Но и этот факт был оставлен всеми без внимания. Так и не дождавшись тёплого приёма, некто пробил в скорлупе отверстие тяжёлым набалдашником трости, исполненным в виде кулака из слоновой кости.
Когда скорлупа осыпалась, – под ней оказался молодой джентльмен в цилиндре и с моноклем, взгляд которого был полон волнительного напряжения. Как следует отряхнувшись, он сделал несколько шагов вперёд и, приподняв цилиндр, кивком поздоровался с местными обитателями. Те вновь проигнорировали произошедшее.
Не тратя более времени, джентльмен зашагал вперёд, на минуточку остановившись возле дорожного указателя, стрелки которого красноречиво указывали «Туда» и «Сюда». Недолго думая, путешественник устремился «Туда» – и был таков.
Безусловно, он должен был найти ту историю, в которой он был бы к месту. А это вопрос лотереи. Иногда сознание автора может породить причудливый образ, описание или персонажа, и затем не знать, куда его приткнуть. А время-то идёт, шансов остаётся всё меньше.
Конечно, истории так или иначе могут быть кем-то прочитаны и изучены. Но дело не в этом. Думать, что всякий писатель сочиняет что-то специально для читателя, – такое же предубеждение, как думать, что кот всенепременно существует исключительно для ловли мышей.
