1379 год, ноябрь.
Дрон открыл глаза и потянулся под медвежьей шкурой. Серый рассвет едва пробивался сквозь зимнюю пелену. Мороз под утро усилился, и было слышно, как скрипит снег под ногами у караульных. Лошади, укрытые попонами, окружили возы с сеном и жадно поедали корм, предчувствуя долгий дневной переход. В неподвижном воздухе стоял густой запах конского навоза, дыма и объедков от ужина.
Сто пятьдесят отборных ратников московского князя Дмитрия и посольство литовского князя Ягайло в количестве около трёхсот человек встречали рассвет в поле. Последняя деревня, в которой можно было остановиться на постой, осталась в трёх днях пути позади. Люди и лошади уже начали уставать, особенно тяжко переносились морозные ночи. Прошло уже две недели, как обоз вышел из Москвы.
Во главе русской половины обоза шёл воевода Дрон, правая рука московского князя Дмитрия. Его лицо, покрытое шрамами, выражало решимость и непреклонную волю, серые глаза смотрели зорко из-под нависших косматых бровей, черная с проседью борода чуть прикрывала грудь Дрона. Он был на голову выше большинства своих дружинников, а в сече стоил десятка лучших из них. Вся жизнь его прошла в походах и сраженьях, в перерывах между которыми он залечивал раны и работал в своей кузнице, играючи управлялся одной рукой с тяжёлой кувалдой. Дружина слушалась его, выполняя приказы с полуслова. Ленивых он не терпел и изгонял их из дружины. Зная его крутой нрав, каждый дружинник старательно делал своё дело. За ум и военную хитрость ордынцы прозвали его Урус—Шайтан. Дроном его звали в походах, когда не было времени величать, как положено. Дома в Москве и на княжьем дворе все почтительно звали его Андрон Олегович.
Обоз уже миновал границу русских земель и углубился в просторы земель Орды. Пятнадцать крепких возов везли в Орду ясак Земли Московской за последние три года и всё, что удалось собрать с подчинённых Москве удельных княжеств. Здесь были и меха, и оружие, и изделия золотых дел мастеров тончайшей работы. Всё было сложено в лари с навесными замками, большие сумы из бычьей кожи, завязанные сыромятными ремнями. К каждому ларю и суме приложил свой перст с печатью главный казначей, оставив оттиск на воске. Отдельно на большом свитке пергамента перечислялось всё, что было погружено на возы.
Дрон помнил, как перед выездом из Москвы князь Дмитрий показывал весь ясак литовцам из посольства. Обычно сдержанные, литовцы не могли скрыть своего восхищения. Особенно долго любовались оружием, вынимали мечи и сабли из ножен, рассматривали узор на булатных клинках, пробовали оружие на вес, проверяли, удобно ли ложатся в руку рукоятки. Кольчуги с блестящими латными пластинами прикладывали к себе, примеряя размер. Меха гладили руками, восторгались соболями, куницами и горностаями. Свежевыделанные шкурки пахли зверем. Большинство из приглашённых в жизни не видели таких сокровищ и тем более никогда к ним не прикасались. Оглушенные ощущением близости огромных богатств, гости прошли в трапезную и расселись за столом. День был завершён пиром.