Ланселот аккуратно вынул опасную бритву из бархатного чехла и принялся медленно соскабливать пену с подбородка. Бритье было одним из многочисленных обязательных ритуалов, которыми он тщательно наполнил свою жизнь. Ежедневная правка лезвия вечером и ритуально-медленная процедура утром. Опасные бритвы не терпят суеты, ну а других в городе попросту не было. Даже эта была тщательно хранимой драгоценностью, которую, по чистой случайности, удалось выменять у одного из туристов. Во всем городе, к сожалению, соскабливать щетину приходилось только ему. Случись что с этой, то придется возвращаться к бородатому образу жизни, что означало сломать устоявшиеся годами ритуалы, что, в свою очередь, было чревато последствиями.
Закончив с бритьем и надев серый костюм-тройку – тоже часть ежедневных ритуалов – он подошел к окну, распахнул и вдохнул сырой утренний воздух.
Свинцово-серое небо над городом навевало подозрения о грядущем дожде, но запах ветра подсказал ему, что впечатление обманчиво, и зонт брать не стоит, а вот пальто не мешало бы накинуть. За ночь явно похолодало. Октябрь медленно вступал в свои права, нагоняя со стороны далекого моря влажный осенний холодный воздух.
Внизу на набережной учитель возился с небольшой группой юношей. Он уверенно стоял на воде и вытаскивал за воротник на берег одного из нерадивых учеников. Как обычно, из десятка только один-два с горем пополам смогут освоить прогулки по волнам. Остальным, по всей видимости, в ближайшей перспективе светила неделя постельного режима с температурой. Ланселот представил каково купаться в такую погоду поежился и закрыл окно.
Ровно в девять с первым ударом часов на ратуше он распахнул входную дверь и улыбнулся почтальону. Ланселота радовали неукоснительно соблюдаемые ритуалы, и доставка газеты к его дому в нужный час была одним из них. Почтальон козырнул и протянул утренний выпуск. Ланселот поблагодарил, вышел на улицу, прикрыл дверь и направился вниз по набережной медленным шагом никуда не спешащего человека. Поравнявшись с группой мокрых и дрожащих молодых учеников, он обменялся с учителем приветственными кивками. Юноши, отбивая стаккато зубами, хором поспешили поздороваться: «Доброе утро господин Хранитель». Удостоив их еще одним кивком, Ланселот продолжил путь в сторону ратуши.
Примерно на полпути от дома к центральной площади, где река делала небольшой поворот, открывая самый живописный вид на дворец, он присел на свою скамейку, положил ногу на ногу и, наклонив голову на бок, критически оглядел замок.
Плющ и хмель прочно захватили здание, закрыв зеленой листвой и переплетением стеблей все окна, и уже давно выбрались на крышу, старательно осваивая все неровности на ней. Печная труба, неукоснительно разрушаемая временем и весом растений, уже потеряла некоторое количество кирпичей и критически накренилась. Ланселот попытался оценить, насколько крен изменился со вчерашнего утра. Вероятнее всего до конца недели она не доживет.
