Дворник царапал мостовую облезлой метлой. Этот звук был единственным, проникающим сквозь казённые стены. Метроном, стригущий мгновения нашей жизни.
Йен щёлкнул пальцами, пытаясь затеплить свечу. Мы следили, затаив дыхание, хотя знали наверняка, что усилия его тщетны. Своеобразный ритуал нашего убогого мирка. Попытка наполнить смыслом дырявое как решето бытие. Попытка ухватиться за соломинку.
Свеча как всегда не зажглась, и мы загремели ложками, поедая горелую кашу.
Все мы здесь будем. Кто не погиб на войне или в бандитской разборке, кого не сгубило проклятие завистников или ревность властителей… Наступает миг, когда источник силы вдруг иссякает, а вместе с ним иссякает и сама жизнь. Рушатся геронтологические заклятия, исходят маревом молодильные чары, перестают подчиняться обереги и амулеты, выходят из-под контроля артефакты. Почуяв слабину, болезни набрасываются на тело сворой бродячих собак.
Это подобно взрыву. Маг никогда не стареет медленно.
Из-за некоторых особенностей ремесла у нас не бывает детей. И когда мы лишаемся силы, превращаемся в дряхлых стариков и старух, остаётся одна дорога – сюда, в заведение номер четыре. Впрочем призрачный выбор есть – каждый волен уйти в ничто. Но такие случаи крайне редки. Наш брат слишком вменяем, а потому большинство предпочитает занять койку в богадельне и тихо умирать среди бывших коллег.
Друзей у нас тоже не бывает. Работа не терпит привязанности. Даже здесь мы не стали друзьями. В лучшем случае товарищами по несчастью. По вечерам мы достаём папки с вырезками, фотоальбомы. Листаем, показываем друг другу. Чужая жизнь к тому же прожитая до дна. Более жалкое зрелище трудно вообразить.
– Обратная сторона социального государства, – заметил по этому поводу Хромой. – Солидарность, жалость, сострадание, ответственность – всё это канализируется в соответствующие налоги и службы. Людям больше не нужно самим проявлять любовь к ближнему. Они платят тем, кто делает это за них. Такая себе теплоцентраль человеческого тепла. Но она длинна, поверхностна и потому выстужается на полпути.
Хромой у нас немножко политик. Он довольно долго подвизался у чаирских бомбистов. Наслушался всякого. Там собственно и стал хромым. Его речи порой отдавали плакатной краской, спёртым воздухом подпольных сходок и вонью тюремного карцера. Но сейчас мы готовы были с ним согласиться.
В древности за стариками ходили ученики. Каждый маг обзаводился наследником, передавая ему знания, а взамен получая достойную старость или на худой конец быструю и почётную смерть в поединке. В языческих монастырях средневековья, за ветхими стариками присматривала община. В древности был смысл беречь жизнь отставному магу, ведь теряя силу, он сохранял знание и опыт. Тогда его навыки были уникальны. Теперь же, когда пошли все эти магические школы и академии, знания унифицировались, превратились в однообразный товар вроде дешёвых пластмассовых стаканчиков. А кто будет возиться с мусором кроме дворника?
