Глава первая.
-- Не могу больше! Помоги! Прошу! -- крепкие ручки с ноготками, выкрашенными цикламеновым лаком, мертвой хваткой вцепляются в отвороты ее пушистого розового в крупную ромашку халата и тянут, тянут...
Широко открывая глаза, она пытается отдышаться, стряхнуть с себя липкую паутину навязчивого сновидения.
-- Да что ж такое-то? Сколько можно? -- надвинув тапочки, Екатерина Павловна пошла на кухню, включила свет над плитой и полезла в аптечку. -- Пятьдесят четыре, пятьдесят пять. Вроде все, -- закончив считать, она, привычно сморщившись, залпом проглатывает валокордин и тянется запить водичкой, только боль, угнездившаяся под левой лопаткой, почему-то и не думает стихать. Вместо этого она опоясывает ребра и, не давая вздохнуть, ярким цветком вспыхивает где-то за грудиной, а в голове продолжает звать давешний голос: 'Не могу больше! Помоги! Умоляю!' Миленькая ты моя, да я бы с радостью, вот только похоже, что не успеваю... Ничего не успеваю... Совсем...
***
Сознание возвращалось медленно и неохотно. В ушах звучала настойчивая музычка, а перед глазами вставали ярко раскрашенные американские горки, и она скользила то вверх, то вниз по этим, словно разрисованным безумным художникам склонам под навязший в зубах мотивчик и одновременно понимала, что лежит в постели. Сквозь невероятную мешанину звуков и видений пробивались голоса, зовущие ее по имени.
-- Китти, постарайся открыть глаза! Китти! -- кто-то настойчиво тормошил катино полубесчувственное тело. -- Доктор сказал, чтобы мы не давали тебе спать!
Она была благодарна этим бесцеремонным рукам и громкому голосу, который прогонял странную круговерть. Собрав все силы, Катерина приподняла налитые свинцовой тяжестью веки и сквозь разноцветное мельканье, которое никак не желало прекращаться, попыталась рассмотреть этого кого-то. Ей показалось, что среди ядовито розовых и ярко зеленых клякс проступило испуганное женское лицо.
-- Китти, не смей закрывать глаза! -- под спину Катерины Палны подсунули подушку, вынудив ее принять полусидячее положение. В губы сунулся носик поилки, наполняя рот отвратительно горьким питьем. Раскашлявшись от неожиданности, она сделала пару глотков.
-- Пей и не смей кривиться, несносная девчонка! Как ты могла сотворить такое? -- поильник снова ткнулся в губы, не давая Кате возможности ответить. Добившись того, чтобы все лекарство было благополучно выпито, женщина поднялась и направилась к дверям.
-- Да, и не думай вставать, -- она уже взялась за ручку двери, но обернулась, давая указания хватающей воздух ртом Катерине. -- Ты достаточно наделала глупостей.
