Сумрак царит над городом, тихий, печальный, утренний сумрак. Но вот словно огненной кистью мазнули по туманному горизонту. Пламя за краем мира разгорается, словно невидимые великаны разожгли там костер, и лихо подкидывают в него огромные бревна. Огонь растет, приобретает форму полукруга, и вскоре становится видно, что земля беременна яйцом, огромным, огненным. И вот уже бремя успешно разрешилось, новорожденное пылающее колесо солнечного диска катится по небосклону.
Мне с крыши самого высокого здания в городе очень хорошо наблюдать за восходом. Солнечные лучи постепенно освещают город, проникают на узкие улицы, падают на приземистые, без окон, дома, заставляя их обитателей, которые наивно считают, что они, именно они хозяева этой земли, задергивать занавеси у дверей. Дабы ни единый луч ненавистного света не проник в жилище. Ибо сейчас мое время, мое и только мое. Дневные сторожа в плотных масках и мешковатых комбинезонах не в счет, ибо как они смешны в своих попытках проникнуть в недоступный им мир света.
Я всегда покидаю убежище перед восходом, дабы полюбоваться очередным возрождением светила, которому молюсь и прошу силы, а обитатели города проклинают, слишком ярок и жарок для них, детей ночи, свет его. Сейчас, как обычно, как каждый день, я прыгну вперед, прямо в бездну, и мягко полечу над городом, медленно планируя и греясь в лучах восходящего светила. Греясь, нежась, купаясь в прохладном, бодрящем воздухе утра, я буду выбирать, я буду долго и тщательно выбирать район для охоты. Буду решать, посетить ли мне бедные кварталы за рекой, что сейчас исполинской змеей серебрится прямо подо мной, или же полететь к горе, к жилищам аристократии. В бедные дома проникнуть легче, но пища там дурна и плохо насыщает тело. В дома знатных проникнуть тяжелее, но там я могу получить лучшую пищу, которую только можно себе представить. Вкусив ее, я становлюсь сыт и силен, и несколько суток могу не выходить на промысел, не боясь голода.
Конец ознакомительного фрагмента.
