{На одной из развилок будущего…}
Иногда у меня получалось ничего не чувствовать. Как правило, при физическом истощении, поэтому я и стала частым посетителем спортзала на другом конце города. Я помню глаза его владельца, когда я спросила, могу ли заниматься ночью? Уговаривать пришлось долго, но в итоге он согласился, отдав мне ключи. Да, я знала, что охрана на чеку, но была абсолютно спокойна, однажды даже махнула ему рукой, смотря прямо в камеру видеонаблюдения. Хоть в моем полном распоряжении и был весь зал, больше всего мне нравилось работать с боксерской грушей.
Надев перчатки и вставив наушники в уши, я погружалась в себя, стараясь отключиться. Удар, второй, третий – и меня уносило, а разум мог наконец отдохнуть. Груша передо мной весело плясала, ничуть не страдая от моих ударов. Держать дыхание становилось все труднее, и, прокрутившись на месте после очередного удара, позволила себе остановиться. Майка промокла насквозь, лицо горело, но это абсолютно ничего не значило с учетом того, что вспышки на время оставили мое сознание. И тут в огромном зеркале я увидела отражение высокого мужчины, стоявшего за моей спиной. Медленно сняла перчатки, достала наушники из ушей, перебросила длинную косу за спину. Прикрыла глаза, приводя ощущения в порядок, и услышала его вопрос:
– Я могу остаться?
Склонив голову набок, ответила:
– Оставайся, я уже ухожу.
В зеркале увидела, как он рванулся вперед, остановившись в паре метров от меня:
– Подожди! Не надо.
– Ты не знал, что я буду здесь, – протянула я, понимая, что права.
Мужчина нахмурился:
– Да. Пришлось обойти много спортзалов, прежде чем удалось выяснить, кто занимается в гордом одиночестве и по ночам.
– Не тяни, Дима. Зачем ты здесь? – устало спросила я, повернувшись к нему.
Он не изменился: все та же подтянутая фигура, волевой подбородок, карие глаза. Только вот морщин стало больше: работа в спецподразделении оставляет отпечаток намного более заметный, чем другие, особенно в наше время. Дима хотел что-то сказать, но вместо этого сосредоточенно смотрел в мои глаза. Не выдержав, улыбнулась:
– Надеюсь, ты шутишь. Хотя чувство юмора у тебя особое, но не до такой степени. Ты же не можешь просить меня об этом серьезно!
– Могу. Много времени прошло, Саша. Пора прийти в себя.
– Ты знаешь, почему я ушла, – грустно покачала головой я, чувствуя, как старая рана начинает ныть, – и у меня нет причин возвращаться.
Он вздохнул смиренно, будто и не ожидал, что я так легко соглашусь:
– Я не перестану верить, что твое решение изменится.
– Вера обнадеживает. Не теряй ее.
