Впервые я оказался в Архилептонии в шестнадцать лет. С перепугу ничего не понял, почти ничего не запомнил и много лет потом мучился отрывочными воспоминаниями о пережитом опыте, гадая, что же это было такое.
Дело было поздней осенью, когда уже холодно, ещё сухо, как всегда серо и привычно тоскливо. На фоне этой серости, уже хрустящих луж и первой пыльной позёмки повсюду, однако, понавешали вызывающе кроваво — красных флагов, и стало ясно, что у них скоро 7 Ноября.
Я тренировался после школы почти каждый день на стадионе за кинотеатром «Зенит», что на Таганской улице. Бегал за «Трудовые резервы». Тренировки начинались с семикилометрового разминочного кросса, потом мы растягивались как следует, а потом уже выполняли упражнения по основной специализации — я лично бегал на средние дистанции.
В тот памятный день мама сказала мне утром перед школой: «Тренировку вам, наверное, отменят. Сказали, что потеплеет и к вечеру ожидают дождь. Если придёшь раньше со школы, сходи в гастроном за хлебом. Мелочь на телевизоре».
Мама была и права, и не права: потеплело, заклубились тяжёлые облака, и вскоре на город обрушился ледяной отрезвляющий дождь. Но тренировку не отменили. Вячеслав Петрович — ему тогда, наверное, было чуть больше тридцати — снял нас с кросса и уже мокрых загнал в помещение спортивной школы. Он и сам страшно не любил тренировки в зале.
«Куда бежать — то бегуну в зале?» — всегда шутил он.
Но сегодня выбора не было. Не гонять же как идиотам под дождём!
Мы поскидывали с себя мокрые тренировочные костюмы и приготовились к очередному приколу — Петрович любил неожиданные повороты в тренировочном процессе. Последний раз в зале он нас, бегунов, заставил толкать ядра, и над нами ржали огромные девки ядротолкательницы — молотометательницы. А до этого было как — то раз, что он повесил нас на гимнастические кольца, и тогда над нами ржали мелкорослые плечистые гимнасты. Но мы не обижались! Всё равно мы были элитой.
«Лёгкая атлетика — королева спорта!» — бывало, говаривал Петрович, выдавая нам дефицитные пумовские шиповки, которые в те времена были почти на вес золота.
Сегодня Петрович внимательно огляделся, и его хитрая конопатая физиономия осветилась откровенно садистской улыбкой, когда он узрел прыжковую яму, заполненную кусками цветного поролона, а вокруг неё — никого. Мы поняли: будем прыгать. Просто прыгать в длину для нас было не ново: это входило в нашу подготовку. Мы расслабились, но ненадолго. Оказалось — мы будем прыгать в длину и в высоту одновременно. Почему в длину — чтобы сохранить естественный соревновательный элемент: кто дальше. Этот «Кто дальше» всегда от Петровича получал 50 копеек на пять стаканов молочного коктейля и угощал этим коктейлем после тренировки своих товарищей. А вот прыгать одновременно в высоту оказалось просто необходимо, так как в прыжок Петрович добавил сальто. Чтобы сальто успешно завершить и приземлиться на ноги, надо было лететь и далеко, и высоко, и сгруппироваться правильно, что мы никогда не делали, не умели, а только видели, как это делают гимнасты. Отказаться — значило расстроить Петровича, выставить себя слабаками или лентяями, каковыми мы не были.