Пятница, десятое марта 1933 года
Яков вставал рано. Просыпался сам, без будильника, ровно в пять. И уже через десять минут – одеться, умыться, почистить зубы – выходил на маршрут. От озера Щучьего до Бора по лесной дороге чуть больше пяти километров. Туда и обратно – час, и еще час на заплыв: от Свевской заимки до усадьбы Норнов по прямой, и «в обход» – вдоль противоположного берега – домой. Но сейчас, в марте, пока лед с озера еще не сошел, Яков бегал до Кабоны, а это на круг километров пятнадцать, хотя без заплыва все равно не то же самое.
По старой армейской привычке бегал он в егерских штанах и рубахе, вылинявших и потерявших первоначальную маскировочную окраску. Такая одежда была ему куда привычнее спортивного костюма, точно так же, как и тяжелые берцы – предпочтительнее беговых туфель. Страшно сказать, но во время утренней пробежки Якову часто физически не хватало вещмешка за плечами, скатки, карабина и прочего армейского добра. Он просто никак не мог привыкнуть бежать налегке, вот в чем дело. Об этом он, собственно, и думал этим утром, пока принимал душ и готовил завтрак. Не о забеге с полной выкладкой, разумеется, а о силе привычек, из которых, похоже, и складывается то, что философы называют личностью или персонификацией субъекта.
Телефон зазвонил без четверти восемь, когда, разделавшись с овсянкой, отварными яйцами и приличным куском копченого сома, Яков налил себе первый стакан чая. Обычно ему не звонили в такую рань. А если и звонили, то крайне редко. Неотложных дел, требующих личного присутствия дознавателя его ранга, набирается на круг не так уж много. Большинство расследований, которыми Яков занимался лично сам, никакой спешки не предполагали. Тем более не располагали к поспешности дела, находившиеся в сфере его надзорных полномочий.
– Свев на проводе, – сказал Яков в трубку.
– Ваше превосходительство, Яков Ильич, извините за беспокойство! Это адъюнкт Суржин беспокоит!
– Как я понимаю, случилось нечто из ряда вон?
И в самом деле: Иван Суржин даже не дознаватель, а помощник дознавателя, то есть чиновник 13-го класса. Ему выходить прямо на чиновника 6-го класса не по чину. Это как в армии: где тот подпоручик и где – полковник! И тем не менее Суржин хоть и молод, но отнюдь не глуп. И притом не робкого десятка, потому как взял на себя смелость, совершил акт гражданского мужества: снял трубку с аппарата и попросил барышню соединить. Так что, похоже, случился армагеддон. Не тот, разумеется, которым кончится все вообще, а наш обыденный, местного разлива апокалипсис по кличке «писец».
