Олег Дивов
Жизнь замечательных людей
Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно. «Интеллектуальным силам», желающим нести науку народу (а не прислуживать капиталу), мы платим жалованье выше среднего. Это факт. Мы их бережем. Это факт.
В. И. Ленин
Зону Ц отделял от зоны Б высокий глухой забор с «колючкой» поверху. Андрей Гуляев сам строил этот забор и ненавидел в нем каждый гвоздь. Более халтурной и некрасивой вещи он в жизни не делал. Его угораздило попасть в лагерь одним из первых, когда и лагеря-то еще не было как такового, только зона А. Гуляева назначили бригадиром, дали под начало дюжину пузатых обормотов, каких-то, блин, литературоведов, не державших в руках ничего тяжелее стакана, и приказали строить забор. Весной, в грязище по колено: едва ковырни лопатой, и яму тут же заливает водой доверху.
Гуляев, по счастью, не знал, для чего эта глухая стенка поперек лагеря, а то бы сразу лег и помер от голода. Тогда порядки были простецкие: не хочешь работать – не дадим жрать. Литературоведы жрать хотели. Пару дней поголодали – и захотели. И вспомнили, что умеют держать в руках не только стаканы. Когда узнали, что, если один отлынивает, голодать будет вся бригада, они еще и мордобой вспомнили.
Охрана держалась в стороне. Ей только этого и надо было – нагнетать общее озверение. В идеале – перессорить всех со всеми.
Тянуть колючую проволоку Гуляеву пришлось в паре с писателем-фантастом, каким-то пришибленным, спавшим на ходу, и тот порвал ему «колючкой» ладони. Когда писатель в первый раз не вовремя дернул проволоку, Гуляев на него прикрикнул. Во второй раз – подошел, показал царапину и объяснил, что так делать нельзя. Фантаст молча кивнул – и через минуту снова дернул. Гуляев, который сам уже из последних сил держался, чтобы не загрызть кого-нибудь, дал ему в морду, свалил наземь и принялся пинать. Фантаст катался по грязи, закрывая руками лицо. Бригада стояла полукругом и одобрительно наблюдала. А потом, когда Гуляев остыл, фантаст кое-как поднялся и ушел. Ушел в зону А.
«Твою мать, что ж я наделал-то…» – буркнул Гуляев, провожая его взглядом.
«Не бери в голову, – сказали ему. – Он и так уже спекся. Днем раньше, днем позже…»
Но с этого момента никто в бригаде ни на кого даже голоса не повысил. И работали дружно на загляденье. Только все равно забор вышел такой же кривой и косой, как лагерная судьба художника Гуляева.
