– Она в Солнцеграде. А детей спрятала. Я знаю, – сказал я, глядя в его зрачки, чувствуя, как сердце быстро колотится в нём, чувствуя его страх. В нём ещё никогда не бывало страха…
Он посмотрел на меня:
– Не понимаю… ты… был там? Тогда, как ты здесь?
– Если бы был… – покачал я головой, сел напротив него на топчан. – Нет, Орик, я не был в городе. Но я знаю это.
– Знаешь… – он поднялся, заходил сердито по шатру: – Ты всё всегда знаешь, – пробормотал он, качая головой, почти сердито. – Так она одна там?
– С Яваном. Не так мало.
Орик обернулся на меня, мгновение подумал и кивнул согласно.
– Немало. Яван умрёт за неё, – уверенно произнёс Орик.
– Все, кто там, умрут за неё.
– И мы с тобой ещё. Беда в том, что она умрёт за любого из нас.
Я покачал головой и сказал, успокаивая то ли его, то ли себя:
– Не так легко убить её. Она не дастся Смерти.
Утро пасмурное, мелкий дождик, скорее даже водяная пыль висит в воздухе, оседая мелкими капельками на всех поверхностях, сам воздух кажется влагой, втекает в ноздри, касается кожи. Было уже нераннее утро, когда мы с Онегой поднялись на вновь выстроенную стену и увидели обступившую город громадную рать, дальние околичности которой терялись в тумане.
– Ванюша, помнишь, как гуляли с тобой под таким дождём в Ганеше? – спросила Онега, не глядя на серо-чёрную массу, ощетинившуюся пиками, покачивающуюся конницей, блестящую от влаги бронёй и оружием. Она смотрит выше их голов, куда-то вдаль, в туман. И, по-моему, не в этот, что я вижу перед собой, а другой, в тот, что был когда-то в Ганеше. Будто мы не перед лицом раскрывшей объятия Смерти стоим…
Потом посмотрела на меня.
– Поверить не могу, что это было. А ты?
– Жалеешь? – я посмотрел на неё. Неужели правда не боится?
– О чём?
– О том, что мы не остались там?
Онега покачала головой:
– Никто не спрашивал нас, чего мы хотим, так ведь?
– Тебя не спрашивали, верно… А я…
– Не надо, Ваня, что теперь… Я вспомнила не для того, чтобы ты жалел снова… А… Хорошо было. И как не с нами, – она улыбнулась тихо.
Да нет, с нами, ты не хочешь, чтобы всё это было с нами, но было с нами. С нами, Онега! И если сейчас умереть, я знаю, что жил не зря, видел и любовь, и счастье в лицо. Ушло всё, упустил я, но видел, знаю, что есть. И во мне всё живо…
– Ты… Не бойся, – сказал я, чувствуя силу ста человек в себе.
Онега засмеялась:
– Ну и ты не бойся, Ванюшка! – смотрит и правда весело, глаза блестят.
Взглянула вниз и сказала с усмешкой:
– О-о… Вона, погляди-ка, мой братец, – она кивнула на выехавшего вперёд всадника. – Красавец, ничего не скажешь, гляди!.. Но ты лучше, Ваня, правда-правда!