Надзиратель тупо заржал, считая циничную шутку верхом остроумия.
– Но мы же не можем знать, как движется время на этой планете? – возразил один из преступников, мужчина лет сорока, блондин среднего роста в очках. – Нам…
Высокий тюремщик, с ядовитым прищуром маленьких глаз, отреагировал мгновенно:
– По мне, так лучше, чтобы оно для таких подонков остановилось вовсе! А лучше всего, если оно будет останавливаться в страшных для вас мучениях! Мучительная и медленная смерть.
– Человек часто получает то, что желает другим, – улыбнувшись, иронично сказал второй заключённый, мужчина лет пятидесяти, с длинными чёрными волосами и с открытым, добродушным взглядом сине-зелёных глаз. – Придёт время и твои слова сбудутся – ты это почувствуешь на себе. Мне тебя жаль, глупца.
Надсмотрщик здорово обозлился.
– Заткнись, ублюдок! – рявкнул он, подскочив к клетке. – Будь моя воля, ты бы это почувствовал на себе прямо сейчас!
Тут вмешался в разговор и третий преступник:
– Твоя воля, как и вся никчемная жизнь, и даже твои примитивные мысли, всё подчинено строжайшему и беспрекословному исполнению приказов, инструкций и директив. – Шатен средних лет, с короткой стрижкой, острым взглядом и смуглым лицом, выждав паузу, заключил. – Ты пресмыкающееся. Причём, не только не ядовитое, но и беззубое. Ты – хамелеон!
– У хамелеона есть зубы, – скромно поправил блондин.
Шатен ядовито ухмыльнулся:
– Это у настоящего хамелеона есть зубы, а у нашего – только длинный язык со стекающей слюной вожделения и подхалимства.
Длинноволосый смягчил удар:
– Он просто несчастный, одурманенный человек. Впрочем, как и большинство на этой прекрасной, но проклятой планете. Бедные люди. Они живут в окружении ложных представлений о мире. Лживые догмы пропитали их плоть и кровь. Насаждаемые коварные и хитрые иллюзии, в красивой упаковке, безоговорочно принимаются за справедливость и добродетель. Людьми примитивными движут инстинкты и эмоции, а людьми интеллектуальными – амбиции и алчность. Все истинно духовные ценности ловко подменены ушлыми, умными, но циничными и коварными идеологическими фокусниками.
Стражник с силой вцепился в железные прутья клетки и, глядя в глаза коротко стриженному, крикнул:
– Вы, жалкие отбросы, смеете меня, счастливейшего подданного Великого Императора, обзывать животным?! Я свободный гражданин свободной и благодатной Империи! Я счастливый человек! А кто же вы? Кто вы, сидящие в клетке под замком? Вы свободны? Так кто же из нас животное?
Все удивились поведению стражника, не обратившего внимания на не совсем, может быть, понятные слова длинноволосого, но цепко поймавшего суть сказанного коротко стриженным, а так как о хамелеоне сказал именно он, и взгляд вопрошающего был обращён к нему, то и отвечать взялся шатен со смуглым лицом: