Виктория лениво подула на свою чашку, как будто пыталась согреть руки, а не напиток. Её взгляд был усталым, но каким-то пронзительным, словно она видела тебя насквозь.
– Неужели ты и за этим решил понаблюдать? – ответила она с лёгкой усмешкой. – Или просто не знаешь, как заполнить паузу?
Я усмехнулся. Она была хороша в этом – в уколах, в выстраивании невидимой стены между собой и миром. Но разве я сам не был таким же? Мы оба держались за свой цинизм как за спасательный круг, хотя знали, что это не спасёт нас.
– Заполнить паузу? – я сделал вид, что задумался. – Нет, скорее, мне интересно, как ты с таким апломбом пьёшь что-то настолько ужасное.
Её лицо на мгновение смягчилось, и она даже позволила себе улыбнуться по-настоящему, без язвительности. Но это длилось всего секунду.
– Наверное, привычка, – ответила она. – В моём мире слишком часто приходилось делать вид, что всё в порядке. Даже если это не так.
Она сказала это легко, как будто речь шла о чём-то незначительном. Но в её голосе был оттенок чего-то такого, что не давало мне покоя.
– В твоём мире? – переспросил я.
Она пожала плечами и посмотрела на меня так, будто размышляла, стоит ли продолжать.
– Да, в мире, где всё должно быть красиво. Где нельзя плакать на людях, нельзя быть слабой, нельзя ошибаться. Только ты всё равно ошибаешься. Просто делаешь это в одиночестве.
Её слова задели меня. Я молчал, чувствуя, как мои мысли начинают блуждать в собственном прошлом.
– Знаешь, – начал я, – это странно. Ты говоришь, как будто никогда не позволяла себе быть собой. А я, наоборот, слишком часто позволял себе быть… ну, знаешь, не самым приятным человеком.
Она взглянула на меня, приподняв бровь.
– Например?
Я вздохнул, понимая, что это именно тот момент, когда нужно говорить честно. В этом странном месте, где нам обоим уже нечего терять, обманывать себя и других казалось пустой тратой времени.
– Например, я предал друга. Того, кто доверял мне больше всех. Ради денег. Ради статуса. И знаешь, что самое отвратительное? Я даже не пожалел об этом тогда.
Она молча смотрела на меня, и в её взгляде не было осуждения. Лишь тихое, почти незаметное понимание.
– А ты? – спросил я, отводя взгляд.
Виктория вздохнула и повернулась к окну. В зеркальной поверхности стекла отражались её глаза, которые вдруг стали такими далёкими.
– Я разрушила семью. Моих родителей. Своими истериками, своими обидами. Они пытались спасти всё, что у них было, но я упорно делала вид, что мне всё равно. А потом… потом было поздно.
Я не знал, что ответить. Оказалось, мы были куда ближе друг к другу, чем я мог себе представить. Каждый из нас нёс в себе груз ошибок, которые, казалось, невозможно исправить.