Я звала их, тормошила, кричала. Потом я звонила в полицию и слушала длинные гудки. Наконец я сама побежала в участок, чтобы и там найти двух мертвецов – ночных дежурных. От кофе в их кружках шел пар; сами они тоже еще не остыли.
Да, был Сочельник. Самый конец ночи, когда умерли все родители нашего города, области, страны. С тех пор я ненавижу запах рождественской индейки и любой другой жареной птицы, ненавижу до спазмов, до рвоты. А еще с тех пор у меня нет дома. Семьи. Будущего и прошлого.
Чиновники, ученые, журналисты высказывали много догадок: эпидемия, нашествие инопланетян, облучение. Популярной была теория о происках вражеского режима – тогда ведь на всех уголках шептались о «красных», да и к Штатам относились настороженно. Работали быстро: уже на второй день все трупы вывезли, начали расследование. Правда, оно так ничего и не дало. Я даже не уверена, что оно завершилось. Кто-то же наверняка получает за него деньги.
Конечно, правительство пыталось как-то разобраться с инцидентом. Иначе поначалу не говорили, сказать было нечего, потому «инцидент», даже не «катастрофа». Чиновники осознали все довольно поздно, да и самих их уцелело немного: у большинства тоже были дети – дети, из-за которых они умерли, в ту же ночь. Да, хотя произошедшее называли «инцидент», хотя ничего не было понятно, одну вещь заметили почти сразу: внезапные смерти связаны с нами. С детьми.
Умерли мамы, папы, дедушки, бабушки и приемные родители. Умерли содержатели приютов. Умерли многие учителя в школах, тренеры в секциях, некоторые детские врачи. Это не докатилось только до окраин, откуда люди начали сбегать, увидев первые заметки в газетах. Многие успели уехать, потом правительство спохватилось и, пресекая панику, закрыло границу. Она закрыта до сих пор, потому что паника продолжается.
Ближе к столице в живых остались лишь взрослые, вообще не контактировавшие с детьми, и сами дети. Еще небольшое число одиноких стариков, совсем небольшое, в нашей-то благополучной стране. Все здесь хотели иметь семью, было почти не встретить дедушку или бабушку без внуков.
Закономерность проследили, но не сразу в нее поверили. В этом не было смысла: чем мы могли навредить взрослым? Нас наоборот жалели. Люди из правительства, бездетная Госпожа Президент – ее только-только выбрали – попытались сделать единственное, что было в их силах: пристроить нас в новые семьи. Это была целая программа.
«Поможем сиротам найти дом, сплотимся, нас осталось так мало!»
Многие поверили. Нас удочеряли, усыновляли. Все начало налаживаться, но спустя еще несколько месяцев умерли те, кто решил нас приютить. Моя новая мама тоже погибла. Она работала судьей и носила парик. Любила вязать, читала классиков Древней Греции в подлиннике. Больше я ничего про нее не помню. Ах да, кажется, у нас была кошка.