– Чего это ты, Жора, на работу пошёл? Ты разве не был сегодня на демонстрации? У тебя, наверно, бюллетень?
– Был
– Ну и как ты себя чувствуешь? Не сильно я тебе нахлобучил?
Я неопределенно пожал плечами. Он внимательно посмотрел на меня, тяжело вздыхая.
– Ничего, Жора, все будет хорошо», – сказал он – мы всех тут херачим, ты просто под рукой оказался…
Молодой человек хмыкнул, харкнул мне под ноги и скрылся за домом. Я хотел было догнать его и спросить, почему он называет меня Жорой, когда я на самом деле Гелий, но не решился.
Через несколько дней после того, как я рассказал эту историю на обеде, приделав несколько юмористических конструкций, меня вызвали к начальнику управления нашего предприятия. Вид у него был встревоженный и смущённый. Он сказал, что теперь уже можно не сомневаться, кто все это подстроил. Он взял с полки папку с надписью « Дело М. Керженцева», полистал ее и положил передо мной. Это было, по- моему, самое начало восьмидесятых.
В папке было всего несколько листков с машинописными сокращениями. Всего в папке было штук десять машинописных листов. Некоторые из них были исписаны – видимо, только что написанный текст. На них было отпечатано несколько машинописных версий разговора, в разных интонациях произносимого генералом. Многие из них повторялись: « Ответственный по проверке…», « Мне сообщили…», «Чего вы еще от меня хотите…».
Еще были выдержки из разговоров, происходивших в последние недели – но между ними стояли оттиски неоконченной машинописной статьи. Оказалось, что для М. Керженцева это дело было самой страшной пыткой. Главным психиатром министерства был доктор Гинзбург, с которым М. Керженцев состоял в доверительных отношениях. Гинзбург имел звание полковника и был автором монографии по шизофрении – то ли самой интересной, то ли самой серьезной из написанной за всю историю психиатрии. На М. Керженцева с Гинзбургом работал П. Гордеев, психолог, коллега Гинзбурга. М. Керженцев был в подавленном состоянии и жаловался П. Гордееву на свою судьбу. Гордеев поставил диагноз: депрессия.
В состоянии депрессии он написал в докладе руководителю управления, что считает генерала человеком ненормальным, а скорее даже маньяком. Последовал оргвывод: «Лечитесь сами!» К сожалению, именно в этом момент М. Керженцев создал первую уфологическую мифологию – не очень удачную, но всё же вполне понятную.
Он не сомневался, что его личный жизненный цикл подходит к концу. Говорили, что он довольно часто повторял знаменитую уфологическую фразу: «Ещё час, и я сдохну».
Начальник прокоментировал это дело одним гулким предложением фразой: «Надо же было человеку что- то такое придумать, чтобы создать себе в собственном сознании культ своей страшной смерти! Теперь другие начнут! Ждановщина!» Все советские уфологи в одночасье стали пионерами Жигулёвского дела.»