– Уже, небось, весь мир исколесил со своим клубом. – Витька старался придать голосу нотку зависти, но не вышло – паршивый из него актёр. – Как он называется?
– «Астерские неприятности».
Я бросил взгляд на карту, которая занимала целую стену на кухне, – отметки были почти везде. Осталось только до Антарктиды добраться.
– Всё ищешь этот свой портал? – хихикнул Витька. – Девиер, тебе не надоело?
– Не перестану, пока не найду. – Я вздохнул и положил нам по ложке ароматного чая. Добавил кипяток из засвистевшего электрочайника и накрыл чашки блюдцами. Пусть заварится. – Витька, а тебе какая разница? Ты же не веришь ни единому моему слову!
– Не верю! И что с того? Я ведь могу ошибаться. – Он пожал плечами, опустил взгляд в пол и еле слышно сказал: – Ошибся уже один раз.
Инвалидное кресло под Виктором Рябовым скрипнуло, и он подъехал ко мне. Я уже трудился над бутербродами. Уверен, буханка чёрного хлеба и приличный кусок копчёного балыка утолят голод прожорливого Витьки. Я вручил ему тарелку с целой горой бутербродов и чашку, взял свою, и мы стали у окна.
– Обожаю любоваться вечерней Москвой, – заявил я, наблюдая, как загораются первые огни.
– Конечно, с такой-то высоты! – хмыкнул Рябчик и за три укуса расправился с первым бутербродом. Рука тут же потянулась за вторым. Крошки летели во все стороны: одни упали на чёрную спортивную куртку Витьки, другие на блестящие плиты. – Ещё и с окнами от пола до потолка! Что и говорить, мажор!
Я рассмеялся – подначки друга меня нисколько не задевали.
– Витька, я же предлагал тебе переехать сюда.
– Ни за что, – покачал он головой, весело улыбаясь, – боюсь заблудиться в твоих хоромах.
Витька напомнил, в какой комнатушке мы ютились два года назад. А там и за казармы зацепились и даже за детский сад, в котором мы, кстати, познакомились. Тогда ещё кудрявый мальчишка, но уже с длинным как у птицы носом, он протянул мне руку. С тех пор мы стали не разлей вода. И так до самого окончания военного университета.
– Что говорят врачи? – осторожно спросил я, отхлебнув чай.
Витька громко выдохнул и отвернулся.
– Филька, давай не будем, а? Дружище, не люблю я этой темы.
Я кивнул, решив не давить на больное место, и устремил взгляд в небо. Оно приобрело фиолетово-красный оттенок. Странно, обычно к этому времени оно лишь слегка темнеет.
– Сказали, процесс необратим, – хриплым голосом нарушил тишину Витька. Он откашлялся и продолжил: – Непонятно, два года или пять, десять, но эта хрень пойдёт дальше… – Рябчик упёрся ладонью в лоб. – Какой же я был дурак! Родители отговаривали лететь… ты говорил… но я, как обычно, никого не слушал…