– А ты не завидуешь, милый?
Николай Владимирович поперхнулся:
– Если Ученый совет выступит в защиту этого неистового ниспровергателя классиков, я точно влеплю ему пощечину. Пусть потом товарищеский суд восстанавливает истину. Может пойдет на пользу всей науке. Сама подумай… Мельничук, Хозин, Довгайло… Они же чистые демагоги.
– Хорошо, хорошо, вот твой галстук, – примирительно сказала жена. – Ты немножко погуляй. Пройдись по липовой аллее. Там спокойно. Время у тебя еще есть, и нос не покраснеет, как бывает, когда ты ходишь под тополями. Аллергия, но попробуй объясни это недоброжелателям!
Николай Владимирович и сам хотел прогуляться.
Дать пощечину Мельничуку, вырвать решение из рук Ученого совета, льстиво предавшегося нахалу и невеже, – эта идея родилась в нем не сразу, но все больше и больше ему нравилась.
И утро выдалось что надо, воробьи так и вспархивали из-под ног.
Неплохо бы, подумал он, заглянуть к Мишину. Хотя бы на десять минут. Это немного, но с Мишиным интересно провести даже десять минут. Усатый экспериментатор, с калькулятором, вечно болтающимся на груди, конечно, сразу полезет к своему невероятному аппарату, смонтированному в почти подпольной лаборатории и на собственные деньги. «Еще денек, – скажет, как всегда, любовно поглаживая некрашеную металлическую панель, – и мы услышим голос Неба!»
Это была заветная мечта Мишина: услышать, что там звучит, в Небе.
За липовой аллеей тянулись жилые дома. Кое-где в окнах – люди, цветы. Но все верхние этажи казались непроницаемыми, как на незаконченном рисунке. Такими же казались облака, медленно плывущие над домами. Эта вечная незавершенность мучительно волновала Николая Владимировича. Он взглянул на балкон, с которого ему вчера помахала рукой симпатичная девушка. Но сегодня за решеткой длинной застекленной лоджии прыгал противный рыжий пацан. Он показал Николаю Владимировичу широкий, как нож, язык. А на углу, где вчера чинил мопед у гаража знакомый пожилой механик, стояла лошадь у коновязи.
Конец ознакомительного фрагмента.