Так или иначе, сложно себе представить лучшую аллегорию пробудившейся надежды, оптимизма и рывка навстречу переменам. Что касается теракта, устроенного «Аль-Каидой» на территории США (а поскольку он стал поводом для военного вторжения и оккупации другого государства, причем во имя демократических ценностей, давайте выразимся в национал-демократическом ключе: теракт, устроенный на территории США Саудовской Аравией), – вряд ли найдется событие, по духу более контрастное.
Между этими двумя грандиозными столпами гамаком растянулись годы, которые человечество провело в счастливой дреме.
Примерно на экваторе этих томных времен мы с миссис М. потеряли друг друга из виду. Затем встретились вновь и уже в последний раз расстались, незадолго до третьего великого Падения – падения Уолл-стрит и Сити, банковского и финансового краха, начавшегося 15 сентября 2008 года.
Находить такие закономерности в книгах наших жизней весьма увлекательно, не правда ли?
Впрочем, подобная конгруэнтность [1], пусть и полезная для фиксации наших личных судеб в пределах общего исторического процесса, по существу, бессмысленна. За время, которое мне довелось пробыть здесь после моего собственного скромного падения, я убедился, что значимость тех или иных вещей, как правило, определяем мы сами. Мы находим смысл даже в бессвязной цепочке событий, при этом отмахиваясь от самой очевидной взаимосвязи между отдельными аспектами нашей жизни, если взаимосвязь эта противоречит особенно дорогому, тщательно взлелеянному нами предрассудку или дарующим надежду убеждениям. Кажется, об этом мне поведала миссис Малверхилл. Или мадам д’Ортолан – я иногда их путаю.
Я немного забегаю вперед, поэтому, в свете вышеизложенного, предлагаю не бороться с этим эффектом, а насладиться им сполна.
Пусть мы только начали, вам уже, наверное, любопытно, как моя роль в данной истории закончится.
Сейчас расскажу.
Заканчивается все вот как: ко мне в палату заходит человек. Одет в черное, на руках – перчатки. Вокруг темно, горят только дежурные лампы в коридоре, однако мужчина меня видит. Я лежу на больничной койке, подголовная секция приподнята; пара трубок и проводки соединяют мое тело с медицинскими приборами. Человека в черном это не волнует: медбрат, который мог бы услышать сигнал тревоги, валяется в конце коридора связанный и с заклеенным ртом; его монитор выключен.
Мужчина закрывает дверь, и в комнате становится еще темнее. Он тихонько, на цыпочках подбирается к изголовью кровати, чтобы меня не разбудить, хотя врачи дали мне успокоительное – слегка одурманили, чтобы лучше спалось. Незнакомец оглядывает койку, даже в полумраке подмечая, что одеяло и простыни плотно подоткнуты, а я туго спеленут, будто в коконе.