Это было больше года назад. А в эту Троицу отец любимого сватов прислал, пока тайно, потому что без дозволения барина ни о чём таком дворовым и думать не следует.
— Помнишь примету: коли сосватать на Троицу, а свадьбу сыграть на Покров, то жизнь счастливой будет? До гробовой доски.
Лада помнила, и подслеповатый ныне священник, отец Дионисий, приехавший в приход лет сорок с гаком назад, будет рад обвенчать ту, кого крестил, и кого его ныне покойная матушка звала «ладушкой» да «солнышком летним», пряниками сахарными на Троицу угощала и с матерью Лады, тоже ныне покойной, на Пасху первой дарами обменивалась.
— Помню всё, Богданка, а не верю счастью. Почему меня выбрал из всех?
— Потому что ты солнышко, но не летнее, нещадное, а майское, улыбаешься, а у меня сердце замирает, всю землю, если бы имел, к ногам твоим бросил, а раз нет у меня её — жизни не пощажу, но наши дети вольными будут! Веришь?
— Верю!
И снова полез целоваться, да Лада оттолкнула мягко, так и во грех не далеко впасть.
Отстранилась, улыбнулась и склонила голову набок, как бы уклоняясь в тени листвы от солнца. Приятно сидеть в полдень вот так у воды, не боясь, что врасплох застигнут. Жарко, барыня отдыхать легла, а девиц своих по обычаю, услышанному от заезжих купцов и вычитанному в уездных журналах, отправила заняться своими делами.
Девицы по любезным другам и разбредались. Тут никакого греха не было, а если был, то невинный, девство все блюли строго, за нарушение обета в Красных Ветрилах дёгтем мазали ворота и позору было бы столько, что не оберешься, да страшен не гнев Господень, не отцовские оглобли, а ссылка в дальние сёла. Здесь жизнь справная, а в других углах губернии сказывают, нищетой дома объяты.
Барин Мирон Велимирович был строгим, но отходчивым, а как хозяин, так и вовсе справный и богатый. Приказчик тоже не зверь, хотя смотрит на неё порой странно, да Лада старается ему на глаза не попадаться. Словом, живи и радуйся, а как барин женился и вовсе утихомирился. Полгода с молодой в столице проживал, другие полгода здесь, в имении родовом.
— Знаешь, а я рада, что барин с барыней на Покров уже уедут, — вдруг посерьёзнела она, вспомнив, какой строгой бывала хозяйка, когда вставала не с той ноги. То косу ей перетянут, то чарку не так поднесут, то улыбнутся криво. Конечно, своих девушек она не била и никому бить не позволяла, а всё же без еды на день оставить могла. И заставить за обедом прислуживать, чтобы от запахов съестного и от холодных взглядов барина провинившаяся трепетала ещё больше.
К счастью, такое случалось редко. С Ладой — никогда.