– Послушайте, мистер!.. – не выдержала я.
– Чизбрук, мисс! К вашим услугам! – с готовностью ответил тот.
Видно, упоминание об инфлюэнце все же не произвело на него должного впечатления. Нужно было чаще кашлять.
– Мне от вас ничего не нужно, поверьте. Кроме того, чтобы вы оставили трость в покое. Я так понимаю, вам она досталась еще от дедушки?
– От прадедушки! – расцвел Чизбрук и пересел поближе. – Мой прадед Джосайя Чизбрук – доктор медицинских наук, может, слыхали о таком? Славный был человек.
– Да, наслышана.
– Правда? Весьма польщен. Ведь это именно ему принадлежит учение об анимее. Представьте, каждая часть, с вашего позволения, тела имеет свою анимею, и эти мелкие анимеи зависят от главной анимеи – души. Если душа устрашена, страдают и мелкие анимеи, и тогда возникает болезнь. Если болезнь запустить, кровь разнесет заразу по всему организму, а значит, первостепенной задачей доктора является недопущение взаимодействия анимей… Простите, я, верно, слишком мудрено выражаюсь. Прекрасным леди не понять языка ученых мужей, так уж вы устроены.
– Ну почему. – Я старалась говорить ровно, но этот щеголь буквально выводил из себя. – Все знают, что Джосайя Чизбрук был одним из ярых приверженцев кровопускания как панацеи от всех болезней. Вы тоже доктор, мистер Чизбрук?
– О нет. Я пребываю в поиске своей будущей профессии.
– Простите, сколько вам лет?
– Двадцать семь.
– У вас есть семья?
– А вы напористая леди! – Он погрозил мне пальцем. – Но я на вас не в обиде. Дайте-ка угадаю. Едете из провинции в большой город в поисках мужа? Позвольте дать вам один совет.
– Я не нуждаюсь в ваших советах, мистер Чизбрук!
– Все девушки нуждаются в советах, не спорьте. Что за дурная привычка спорить с джентльменом?
– Ну, если вы джентльмен, так уж и быть, я готова выслушать небольшой совет.
Чизбрук, по всей видимости, не уловил в моем тоне сарказма и с воодушевлением принялся расписывать свои представления об идеальной семейной жизни, сам о ней, похоже, не имея определенного мнения, ибо одни его утверждения противоречили другим и вообще попахивали приверженностью к рабовладению, где наименее привлекательная роль отводилась матери большого семейства – существу исключительно бесправному, запуганному и несведущему, предназначенному свыше лишь для ублажения мужа и продолжения его рода. Примерно на третьем предложении я начала бороться с одолевающей меня зевотой, а после и совсем сдерживаться перестала и под аккомпанемент стука колес и разглагольствований Чизбрука отдалась во власть мечтаний, к слову сказать, не имеющих ничего общего с тем, о чем продолжал болтать мой случайный попутчик.